Солнце сияло

Меня автоматически подкинуло с дивана, и я босиком, в одних трусах заспешил в прихожую открывать. Задуматься о том, зачем мне спешить и кто вообще может мне звонить в дверь, — этого я даже не успел. В голове у меня было просторно и чисто — ни единой мысли.

В наказание за то, что у меня было там так просто и чисто, я по голове и получил. Едва успев открыть дверь. В лоб около виска — с одной стороны, с другой, мигом перестав что-либо соображать и полуослепнув. В распахнутую дверь стремительными тенями ворвались двое. Одна из теней метнулась в глубь квартиры, другая ловко взяла мою руку в захват и так же ловко завернула мне ее за спину. Тень, метнувшаяся в комнату, пролетела на кухню, сунулась в санузел, захлопнула дверь и сгустилась в человеческую фигуру в прихожей около нас.

— Один! — сказала она.

Тот, что заворачивал назад руку, толкнул меня в комнату, второй вошел следом за нами, что-то металлически пробренчало за спиной, другую руку мне тоже завернули, и я, не успев ничего осознать, оказался в наручниках.

Фактор внезапности — великая вещь: меня в этот момент можно было бы показывать в цирке — разрезать пополам пилой, причем без всяких зеркал, вполне по-настоящему: я бы ничего не почувствовал. Настолько я был оглушен.

— Вы что? Вы кто? — только и сумел вопросить я.

— Садись! — толкнули меня теперь к дивану.

В конце концов, потянув паузу минут в десять, мои посетители представились. Это не были грабители. Наоборот. Это были следователи из милиции. С чем я себя, получив от них сведения и даже взглянув на какое-то удостоверение, сунутое мне быстрым движением под нос, и поздравил.

— И чем, собственно, обязан? — постарался я произнести со всем доступным мне в этот момент достоинством.

— А не понимаешь? — В голосе спросившего прозвучали сардонические нотки.

— Капец на холодец. Добегался молодец, — добавил другой. Его голосом провещала сама высшая справедливость. — За грехи надо отвечать.

Не скажу, что у меня не екнула селезенка. Я не был безгрешен, вот уж точно. Все платы по клипу шли черным налом, черным налом я платил сейчас за эфиры, да и до этого, во что ни сунься, — черный нал, сплошной черный нал, уклонение от налогов, нарушение закона!

Но все же я, отвечая этим сардоническим голосам справедливости, постарался, чтобы в моем собственном голосе прозвучало негодование глубоко оскорбленного законопослушного гражданина:

— Я бы хотел получить ответ, чем обязан!

Мои непрошенные гости со значением переглянулись. Потом один поставил ногу на диван рядом со мной и завязал распустившийся шнурок. На свежей, только вчера застеленной мною простыне рельефно отпечатался след его ботинка.

— Давай в отделение пацана, — сказал он напарнику. — Посидит в обезьяннике — мозги ему прочистит.

То, что они не имели права врываться ко мне, тем более бить и тащить в отделение — все это мне тогда даже не пришло в голову.

Они провели меня со скованными за спиной руками к своим замызганным бело-голубым «Жигулям» на виду у всего полдневного летнего двора. Пенсионеров сидело кругом — как воробьев, гуляли с детьми молодые матери, паслась повсюду, убивая каникулярное время, пацанва всех возрастов, хлестко стучала об асфальт скакалка девочек — и все мгновенно вперились в меня, как в телевизионный экран, представляющий крутой криминальный сюжет.

— Преступника поймали! Бандита задержали! В нашем доме жил! — слышал я за спиной восторженную перекличку пацанвы.

В обезьяннике — зарешеченной камере на виду у дежурного милиционера в отделении — я просидел до следующего утра. Утром все те же типы, что накануне ворвались ко мне в квартиру, вызвали меня на допрос.

— Ну что, поумнел? Будем колоться? — сразу же загремел на меня тот, что вчера зашнуровывал ботинок на моей простыне.

Тут, в гнусно выкрашенной блеклой салатовой краской убогой канцелярской комнатке на втором этаже районного отделения милиции, я и узнал о Стасе.

Машина с ним и бывшим милицейским подполковником Федей была обнаружена во дворе того большого арбатского дома, на первом этаже которого тогда еще находился магазин «Диета», — в родном районе, где мы со Стасом облазили каждый угол. И он, и Федя были убиты пистолетным выстрелом в голову. Только если Федю убили, как белку, — выстрелом в глаз, то Стасу пуля вошла в висок. Федя сидел на заднем сиденье, Стас впереди, на водительском. Видимо, за то время, что мы не общались, он получил права, и Федя доверил ему водить свою «Вольво». Почему они оказались в этом дворе, когда они ехали совсем в другое место, — это все было неизвестно. Известно было другое: они имели при себе восемьдесят тысяч долларов. Которые и должны были отвезти в это другое место. Восемь пачек по десять тысяч в полиэтиленовом пакете из «Айриш хауза». Восемь пачек по десять тысяч, которые исчезли вместе с пакетом. «Вольво» Феди стояла и стояла во дворе, заехав на детскую площадку, разгневанные бабушки решились наконец попросить обнаглевших крутых переставить машину, постучали в непроницаемое маренговое окно, потянули за ручку дверцы, — и то, что они увидели, заставило их броситься звонить в милицию.