Солнце заходит...

На могилке соорудили подобие пугала: воткнули палку с тремя белыми зонтами, укрепленными друг над другом. Очевидно, этот обычай пришел из Индии.

Когда мы возвращались в Данум-Данум, стояла изнурительная жара. Так как наш дом находился по другую сторону бухты и до него нужно было идти в обход около трех километров, я решил переплыть бухту, разделся и попросил моего сопровождающего отнести одежду домой. Этот, сам по себе незначительный, факт создал мне популярность среди местного населения. Он плавает, как белая акула, говорили они.

Наконец рано утром 21 мая мы тронулись в путь. Мы шли той же дорогой, что и в первый раз, и я рассчитывал к вечеру прибыть в Симбулан. Но я не учел ежедневных ливней во второй половине дня — обычного явления для этого времени года, — в результате которых реки выходят из берегов.

На этот раз нас встретили в Тапинге исключительно радушно. Бунканг и его люди помогли нам перебраться через реку, в чем мы весьма нуждались. Поток был таким бурным, что мне пришлось напрячь все силы, чтобы переплыть его. Около одного из домов я увидел, как приготовляли бат-бат — своеобразную крупу из сердцевины пальмы. Когда крупа была готова, я купил все сооружение для моей коллекции.

В Танкиау нас предупредили, что в этот день реку Рансанг нам не перейти: вода стояла в ней слишком высоко. Но так как мне не хотелось терять драгоценного времени, я все же решил попытаться. Хулио удалось перебраться на другой берег, захватив один из концов каната, который мы затем привязали к деревьям на обоих берегах. Настала моя очередь. Я разделся вплоть до трусов, крепко ухватился за канат и вошел в воду. Когда я уже добрался до середины реки, вода доходила мне до плеч, а течение было настолько быстрым, что я не мог двинуться ни вперед, ни назад. Руки онемели оттого, что я изо всех сил сжимал канат. Чтобы ослабить напор воды, я решил попробовать лечь. В тот же миг поток сорвал с меня трусы. Еще хуже было то, что мне не удавалось держать голову над водой. Я попытался лечь на спину, но и это не помогло. Мне не оставалось ничего другого, как отпустить канат и поплыть. Поток подхватил меня и понес с головокружительной быстротой. Через несколько секунд я заметил в воде ствол сваленного дерева. Угоди я в него — разбился бы насмерть. Напрягая оставшиеся силы, я нырнул и чудом оказался так близко от берега, с которого начинал переходить реку, что люди, бежавшие за мной, легко меня вытащили. Пришлось остаться ночевать в Танкиау.

На следующее утро вода спала почти на полметра, и мы перешли реку без особых затруднений. Но в течение дня нам пришлось проделать это не менее восьми раз, и я сильно устал, когда мы наконец вечером пришли в Симбулан. Там никого не оказалось. Мы остались ждать, а Будо отправился к Амбилану и через некоторое время вернулся с вестью, что тот не смог выйти нам навстречу из-за болей в спине и просит нас прийти в его дом в Багнау. Путь туда оказался недолгим, но довольно трудным: пришлось карабкаться по крутому склону горы. Зато какой вид открывался из Багнау! Далеко внизу за тропическим лесом сверкало море.

Амбилан обрадовался нашей встрече и письму мэра, но все же считал, что мэр не такая важная персона, чтобы он мог уладить его дело. Амбилан не собирался поэтому ничего предпринимать до тех пор, пока не узнает намерений президента.

Следующий день мы провели в Багнау. После обеда я спросил Амбилана, можно ли посмотреть его пещеру. Он улыбнулся:

— Так ты слышал, что у меня есть пещера?

Он был явно польщен, когда я рассказал, как много слышал о нем в Альфонсо-Тресе. В сопровождении мальчика мы забрались на крутую скалу, почти скрытую деревьями и густым кустарником, и подошли к узкому отверстию, ведущему вглубь. Внутри пещера была оборудована, как дом: я увидел пол на сваях, очаг и кухонные принадлежности. Мальчик зажег факел, и мы пошли за ним; шли 90 до тех пор, пока не вышли из пещеры с противоположной стороны. Пещера Амбилана, как и нора старой лисы, имела два выхода.

Вечером я завел философский разговор, спросив Амбилана, кто, по его мнению, создал мир. Он ответил просто:

— Не знаю.

Когда я позже спросил его, что будет с нами после смерти, он дал тот же короткий ответ:

— Не знаю.

Эти два вопроса я задавал и другим палаванам и всегда получал подобный ответ. Мне так и не удалось обнаружить у них каких-либо верований и представлений о боге. Единственной сверхъестественной силой, в которую они верили, были тролли.

Жена Амбилана, моро, собрала предметы, которые, по ее мнению, могли меня заинтересовать: гитару из бамбука, губную гармошку, а также двух совсем маленьких птенцов какаду. Одного из них вместе с зеленым попугаем Питинга мне удалось привезти с собой в Манилу. Я назвал их Олинг и Елена, по имени двух девушек — моих любимиц из джунглей. Птицы свободно летали у меня в «красном доме» и садились мне на плечи, когда я печатал на машинке.

У Амбилана имелась еще одна жена — палаванка, но ею, очевидно, он не особенно гордился. Она постоянно присутствовала в доме, хотя всегда держалась в стороне.