Соло

Как девочке, воспитанной в адекватной патриархальной семье, где мужчина решает, впрягается, умеет четко и внятно говорить, как словами, так и действиями, подобное не могло мне не понравиться. Такой мой бэкграунд при отсутствии покладистого характера имел и свои минусы, разумеется — в бунтующем подростковом возрасте я была уверена, что мне рядом нужен душевный, понимающий, милый и нежный мальчик, который будет сидеть молча рядом, выслушивая мои километровые тирады про богатый внутренний мир и восхищенно аплодировать, понимая меня и мои хотелки не то что по жесту, по взглядам, и быстро все выполняя. Но с такими у меня никак не складывалось, хотя я упорно верила в хеппи-энд довольно долго, пока до меня не дошло, что мужчины с женщинами не равны, не были равны, не будут равны. И не должны быть равны. А с отношениями у меня не получается, потому что я ищу себе подружку с хером и желательное еще такую, чтобы слушалась, а потом сижу и горюю, что она недостаточно мужик в этом недобром мире, где сильным быть это нормально.

Пальцы с предплечья Глеба я не убрала, со все набирающим силу удовольствием глядя на Стаса остановившегося приблизительно в полутора метрах напротив, аккурат рядом с Сашей, и он вполне по светски повел себя, кратко оглядев нашу тусовку:

— Добрый вечер. — Интонация ровная. Голос глубокий, баритон такой, что снова вызвал у меня те самые ощущения, когда я его услышала в самый первый раз, а потом оглянулась и в горле стало сухо. Сейчас вновь.

Мы, одновременно замолчавшие, нестройным хором поздоровались. В вечерней темени, пусть щедро разбавляемой уличным освещением, его глаза, изучающие мое непроницаемое лицо, казались однородного темного цвета, что создавало впечатление, будто черты его лица резче, чем мне помнилось, да и сам он вроде бы и совсем незнаком. Неудивительно, после впечатляющего монолога Ильина и будоражащего до мурашек представления, осветившего и поджегшего улицу ярко-красной фактически демонической вакханалией, в которой хотелось петь так же как он и они — во всю мощь, стирая в движениях черный глянец под ногами.

Глеб, положив подбородок мне на темечко, спросил у Стаса:

— Знакомы?

— Да, — ответил он, глядя в мои глаза.

— Это же у тебя день рождения? — Алмат приподнял брови, глядя на него, не поворачивающего к нему лица, и без особого выражения обронил, — поздравляем.

Стас кивнул в сухой благодарности, все так же глядя на меня, с трудом остававшуюся безучастной. Пульс по прежнему был ускорен, а в голове сотни вариантов того, что сейчас сказать и сделать. Не могла не отметить, что мне до безумия нравилось происходящее. Единодушное мужское спокойствие, почти хладнокровие, когда ноты натяжения атмосферы медленно, но верно становились ощутимыми.

— Я имел в виду, — Глеб немного понизил тон, в котором прекрасно считывалось предупреждение, — мы с тобой знакомы?

Стас, все так же спокойно глядящий на меня, удерживающую себя от пагубных инициатив, неторопливо перевел взгляд в глаза Глебу. Кратко посмотрел ниже, на наши руки под моей грудью и снова перевел взгляд в его глаза, приподняв уголок губ в ироничной полуулыбке, а в глазах отчетливо — «ты серьезно с таким очевидным палевом намерен мне предъявлять, что я на твою девушку покушаюсь? Ну не смеши, а». И лишь затем взглянул на меня, прикусившую губу, подавляя улыбку и отводя взгляд, ибо непреодолимо хотелось сделать фейспалм. Потому что правая рука Глеба лежала поверх левой. И на ней было то, чего не было у меня — обручальное кольцо, как бы намекающее, что спектакль изначально был провальным для Стаса, и он пришел не то чтобы с миром, но и вступать в навязываемую ему постановочную битву считает чрезвычайно глупым, ибо для него уже явен факт, что я Глебу никто. Вместе с тем не могла не отметить, что Стас, у которого уже явно была коррекция зрения, избавившая от близорукости, едва ли бы мог увидеть кольцо Глеба, когда только перешел дорогу. И все равно направлялся к нам с упорством ледокола. Ко мне.

Однако провал нашей постановки был очевиден только мне, Стасу и, вероятнее всего, Глебу. Алмат, пропустивший момент невербально разоблачения из-за того что был занят подкуриванием, только разомкнул губы, но его опередил Саня, так же пропустивший рассекречивание боевого состава из-за ответа на пришедшее ему сообщение, сейчас, убирая телефон, решивший начать:

— М-мама не научила, — он немного прищурено смотрел поверх плеча Стаса на оживленную дорогу, — что невежливо молчать, когда т-т-те-ебе задают в… во-вопрос?