Соловьи

Борис Аристархович при виде Федькиной башки тоже прослезился, но, вспомнив, что на карантин-то Федьку он поставил в одинокий коровник, поопасился, как бы ему теперь от Мокея Озорнова на орехи не досталось, и тут же подался из Пожитухи домой. Чувство восторга, что виновники гибели Федьки теперь изловлены и будут наказаны, заставило его с ходу явиться к Головачеву и поздравить его.

— Вы понимаете, — говорил он, пожимая руку почти ничего не понимавшему из его слов Головачеву, — какую производительную силищу загубили? А он и не бруцеллезный! Вот из области и анализ пришел. Производитель первостатейный. А погиб! Пал от руки преступного элемента! Спасибо вам, спасибо вам! — бормотал старик и пожимал руку Головачеву.

Тот едва от него отделался.

Так завершилось «Федькино дело» трудами Павла Матвеича. Так оно запечатлелось и в его памяти, и в анналах житухинской истории. И что же, если бы совершил все это кто-нибудь другой, не Павел Матвеич, то на этом, возможно, и успокоился бы, сказал бы он себе: что ж, задание выполнено, и дело с концом.

Но не то «Федькино дело» получило отражение у Павла Матвеича. С этого момента Головачев не столько понял, не столько догадался, сколько чутьем каким-то своим внутренним почувствовал, что жизнь для него в районе разом переменилась, что теперь она пойдет в гору. Он еще смутно ощущал, как и что у него переменится, но знал, что переменится, и скоро. «Из района я скоро, конечно, не вырвусь, — решил он, — но делать буду все, чтобы вырваться. А главное, позади Промедлентов». А что Промедлентов теперь уже позади, он совсем в этом был уверен. Совсем утвердился во всем этом и встал на ноги Головачев ровно через две недели после того, как шайка была изловлена, разоблачена и отослана в областной центр. Через две недели после этого, тоже в понедельник, когда позвонил ему Баблоев и сказал: «Готовься-ка замещать Промедлентова, мы на пенсию его отправляем», — Головачев не сразу нашелся что сказать. А как все мгновенно смекнул, как понял, так четко и ответил прежде всего: «Готов, товарищ полковник!»

К этой поре Промедлентов с неделю как уже был вызван в облцентр и вернулся оттуда успокоенный и даже радостный. Входя в помещение секретарши, он весело прямо с порога поздоровался с Головачевым и сообщил:

— Будем расставаться, товарищ Головачев, на пенсию ухожу.

И пригласил сотрудника своего к себе в кабинет.

— Жаль бросать работу, — заговорил он, усадив Головачева против себя в кресло. — Годов, годов тут поработано. Но принят я был ласково, ухожу обласканным. Товарищ полковник как сказал! Вы, сказал, старый, старый наш работник! Понимаете, в каком смысле — старый?! То-то! А теперь подамся в Рогачево. К старой жене под бочок. Домишко там, дети наезжают. Я, правда, с ней много уже лет не живу как следует. Но ничего, не возражает. Принцип неразведенности нами сохранен. Что же, на днях и попрощаемся.

И, задумавшись, добавил с хитринкой:

— А похоже, товарищ Головачев, что вы меня подсидели. Формально, говорю, подсидели, не по существу. Дела как принимать будете, по описи?

— По всем правилам, Пармен Парменыч, — без улыбки ответил Головачев, и ему немножко стало жалко Промедлентова. Что-то робкое, старческое, а вместе с тем и злое промелькнуло на его лице, когда он говорил последние слова, и поэтому Головачев отвернулся от него, подумав: «А я-то здесь при чем, Пармен Парменыч, меняются времена».

Вот с этого дня и пошла жизнь Головачева в районе по-иному. И вот с того дня, как только узнал Головачев, что теперь ему заменять Пармена Парменыча и взять все дела по району в свои руки, им властно овладела мысль об образовании и женитьбе.

Окончательно укрепился он в ней в тот день, когда в разъездах по области заглянул в Житухино Баблоев и они встретились в старом промедлентовском кабинете. Потолковав о делах, Баблоев спросил Головачева:

— Поучиться не хочешь?

— Хочу, — отвечал Головачев, — только по своей специальности, агрономической.

— Гм! — произнес Баблоев и сказал: — Ну что же, дело. Образование теперь вещь необходимая. А как же будешь учиться?

— Заочно, — отвечал Павел Матвеич.

— Гм, ладно, — сказал Баблоев, — учись. А покуда работай, там видно будет.

Баблоев уехал. А Павел Матвеич почувствовал, что он теперь был не плохо подперт службой в районе, по крайней мере защищен на то время, пока закончит образование, а жениться — так это же проще всего! О, теперь Головачев не отдал бы задарма своего завоевания, он бы напомнил о своей заслуге везде, где нужно было бы, чтобы защитить его и отстоять. Теперь он думал, как закончить свое образование, которое, конечно, кончать придется заочно.

И вспомнил тут он впервые о том, что при старой Петровской академии заочный агрономический факультет существует. Он даже подскочил на своей одинокой кровати среди ночи, когда не спалось, и долго в носках, которые не любил снимать на ночь, ходил по своим комнатам. «Идея, выход найден!» — говорил он сам себе, торжествуя.