Соловьи

И, поздоровавшись, рассказала, зачем она в лесу очутилась и как прошла Каменную сторожку.

— Этому Анатолию придется выдать, — выслушав, заметил мрачно Тенин и сказал: — Ну пойдемте в дом, вас, наверно, комары съели.

Поднимаясь по ступенькам, она заметила, что собеседником Тенина был кто-то из Козловки, и догадалась, что в эту весну у Романова опять плохо с кормами, и прошла в дом.

Тенин провел ее в темный зал, где за роялем, кончив играть, в густых сумерках какая-то девушка перебирала ноты. Тенин щелкнул выключателем, и девушка, похмурившись от ярко вспыхнувшего света, повернулась к ним.

— Знакомьтесь, — сказал он, — племянница, пианистка, не знакомы?

— Нет, — ответила Елена Сергеевна и протянула девушке руку.

Та пожала руку и сказала:

— Аня.

Тенин усадил Елену Сергеевну в кресло у высокой кафельной печки с медными старинными отдушниками, и она почувствовала, что от печки тянет теплом. Дом, несмотря на устоявшуюся уже теплую погоду, еще протапливался. В нем было сухо, не пахло прелью, как всегда бывает весною, когда перестают топить. Тенин очень любил тепло и протапливал печи в доме даже летом, если начинались долгие, затяжные дожди.

Вошла в зал полная, давно уже остаревшая, но все еще живая, бодрая жена Василия Васильича, низенькая, сосредоточенная Варвара Самсоновна и принесла Елене Сергеевне пуховую шаль. Она молча накинула ее на плечи Елене Сергеевне, молча же и вышла. И Елена Сергеевна почувствовала, как хорошо ей сейчас у теплой печки после ходьбы по сырому и захолодавшему к вечеру лесу и как хорошо вот так жить в этом доме. Сильно чесались ноги, накусанные комарами, но почесать их, успокоить Елена Сергеевна находила неприличным. Она спросила Аню, что она окончила, долго ли училась и что только что играла. Аня отвечала, что играла одну из пьес Брамса, где и сколько училась, и Елена Сергеевна залюбовалась ее красивой, в строгой прическе головою и всею стройной ее фигурой, облаченной в белое, со вкусом сшитое платье.

— Не скучаете здесь? — спросила Елена Сергеевна. — Городских знакомых, наверное, здесь нет?

Аня отвечала, что в Белыни есть девушка одна из областного города, стажируется в музее, а так нет, районных городских знакомых у нее не имеется. Вошел Тенин со стаканом чаю и с вареньем в вазочке, поставил на столик перед Еленой Сергеевной чай и сказал:

— Как же нет здесь? А агроном наш, Головачев, разве не знакомы?

— Ах да, Головачев, — сказала рассеянно Аня. — Вот Головачев разве что. Но я его и не знаю. Я жену его немножко знаю, а его нет. Слышала, что он здесь. Странно, дядюшка, почему он здесь? Ведь он же в обкоме работал, а мне сказали, что он здесь один, с нашим городом порвал. А жена у него довольно славная женщина.

Это открытие очень насторожило Елену Сергеевну. Как и все женщины, она не была лишена любопытства, и ей очень захотелось что-либо узнать о второй жене Павла Матвеича, а главное, о том, почему она является причиной «катастрофы» его. Но тут же Елена Сергеевна поняла, что больше того, что уже сказала, Аня ничего о Головачеве не знает, и наскоря́х принялась пить чай. Отпив чай, она заторопилась уходить.

— Постойте, постойте, — сказал ей Тенин, — куда же вы это пешком? Ближний конец по ночи домой идти! Сейчас наш «козел» подъедет, вас отвезут.

Когда к крыльцу подкатила машина, Елена Сергеевна стала прощаться и пригласила Аню навестить ее.

— Только скажите, когда вас ждать, — сказала она. — Очень хотелось бы свободной быть, когда вы придете.

Условились на будний день, и Елена Сергеевна уехала.

Всю дорогу до своей больнички Елена Сергеевна сидела в машине молча, забившись в уголок на заднем сиденье и укрывшись шалью, что дала ей в дорогу молчаливая супруга Тенина, и как-то вся внутренне дрожала. Елена Сергеевна понимала, что она немножко ознобилась в лесу, но также и признавалась, что ее это нервное состояние — дело не только одного озноба.

Эта случайная встреча с Аней и ее несколько замечаний о Головачеве и его жене — вот что было больше всего причиной ее нервного возбуждения, и Елена Сергеевна от себя этого не скрывала. Елена Сергеевна к этой поре не скрывала от себя и того, что она уже полностью и умом и сердцем была на стороне Павла Матвеича, и если что удерживало ее от прямых действий и прямого порыва, так это была та медлительность в действиях Павла Матвеича, которая сковывала Елену Сергеевну и физически и духовно. Про себя она давно решила, что Павел Матвеич может составить ей пару. Не совсем и во всем, но он нравился ей и как женщине вообще, и как женщине не первой молодости, которой приходится дорожить вниманием свободного мужчины. И это было главной причиной того, почему она уже была почти вся на его стороне.