Читаем Сомнамбула полностью

от счастья, от количества выпитого или движения материков, все версии одинаково хороши, когда два человека напиваются в хлам

разноцветный как кошачьи глаза

много ли ты видела кошек с разноцветными глазами

по-моему других и не бывает


Запомнить тебя таким, немного смертным, немного бессмертным, первого больше. Такими люди обычно снятся, а не живут. Измененные черты лица — смерть и любовь.

Я скорее узнала бы тебя во сне, чем на улице. Я говорю бессвязно. Слова выходят из-под земли, сросшиеся корнями, и это освобождает

освобождает нас друг от друга.


Пойми, это медицинский факт.

Так бывает. Человек приходит в себя, улыбается, пьет бульон. Интересуется новостями. Просит принести что-нибудь. Вокруг начинают думать, что с ним теперь все в порядке.

Так бывает в августе. Посреди жары, зелени — ясное, пронзительное, холодное солнце. Всей моей любви не хватает чтобы

ты что-нибудь понимаешь?

два человека, двадцать лет, это не складывается и не умножается

думают друг о друге непрерывно, не было ни дня

и вот получается, что теперь, когда никаких препятствий,

они дальше друг от друга, чем когда-либо


А что, если подойти к вопросу трезво, с практической стороны.

Например, один из моих многочисленных родственников в семьдесят лет развелся и женился на молодухе. Ей было всего-то пятьдесят. А в восемьдесят развелся снова и женился на своей старой бабке. Значит, можно. Любви все возрасты покорны.

Начать сначала и все такое.

(у тебя есть родственники на все случаи жизни)


но ведь дело в другом

всей моей любви не хватает, чтобы это стало началом


Я совершенно тебя не знаю. Не помню.

Вот, закрываю глаза и не могу сказать, какая ты.

Ты обиделась?

Нет. Я себя тоже вспомнить не могу. Ну и что.


Послушать нас со стороны — полный бред. И тем не менее все понятно.

Он любит ее, она любит его. Вместе тесно, врозь скучно.

Что еще люди говорят в подобных случаях?


Мне кажется, мы оба боимся протрезветь. Голодаем, чтобы уничтожить все вещественные доказательства. Обнаженное я и ты, сердцевина дерева. Против жизни. Как странно, что мы заточены против жизни, с самого детства. Жизнь, как встречный ветер, все быстро выгорает, становится явным. Десятилетние дети знают, что продолжения нет. Конечно, истории о молчаливых подростках не редкость. Потом это проходит, перерастает себя. А у нас?


в своей комнате, за столом

на листке в линейку

одинаковый наклон

буква еще буква

складываясь дают слово

муравьи тащат иголочки травинки

получается дом

в доме зажигается свет

я подхожу к окну

ты спишь

твое окно темное

это не в моих силах понимаешь

столько ярости столько нежности

ближе чем когда-либо

к тебе когда ты недосягаема

и я даже не знаю в каком городе и жива ли

представляешь я иногда задавал себе этот вопрос

и поражался его бессмысленности

ведь если с тобой что-то случилось

это еще не самое страшное

ничего бы не изменилось

страшно что ничего не изменится

и теперь только чудо


Ну хорошо, давай не будем. У меня есть домашняя заготовка. На случай, если я опять начну говорить ерунду. Хотел показать тебе кое-что.

Видишь вон ту мелкую звездочку, подслеповатую, у горизонта. Это Сердце Карла, сверхновая. Вспыхнула в день казни английского короля Карла I. Такие звезды называются визуально-двойными. С земли кажется, что они рядом, но на самом деле между ними огромное расстояние, буквально ничего общего. Прочел вчера в справочнике. Думал поразить твое воображение. Красиво, не так ли.

(этот надтреснутый тон)


как долго мы продержимся если будем молчать

или говорить как сейчас не слушая друг друга

дайте им воды пусть пьют

они много потеряли потери невосполнимы

оставьте их в покое

эти двое все равно не выживут


Я говорю, как твои чертовы герои романов. Послушай меня, ведь я старше на целых три месяца. Забудь ты свою историю про парк, про качели, про чернеющий лес, потому что чернеющий лес это снова Пушкин. Скажи что-нибудь заново, пока есть время.

У нас его почти не осталось.


пока нам кажется, что большего быть не может

в эту самую минуту

над нами наклоняется без улыбки

ложится тень или усталость

утренняя синева

мы будем жить долго и счастливо будем молоды

пока солнечный свет летит к земле

примерно восемь минут


я подсчитал насколько нас хватит

если взяться за дело всерьез

мы даже не успеем дойти до дома

зачеркнуто

Откроет дверь и спросит — где ты была.

Нет, не спросит.

Очевидно, что я была дома. Провела ночь на теткином диване

Привела в порядок квартиру, собрала вещи.


Конечно, хотелось бы услышать в свой адрес что-то анекдотическое, вроде «где ты была» или «как ты могла». Но такие, как он, обычно молчат.


Не обида, а нечто вроде несовместимости с жизнью. Воображаемая история, мнимые диалоги, несуществующие улицы. Один отвечает, заранее зная, что скажет другой. За исключением того разговора на лестнице, когда слова были не нужны.

Но они и не прозвучали как слова. Мычание. Хлопок откупоренной бутылки. Дребезжание старого холодильника. Все лучше, чем это невыносимое желание прорваться сквозь историю о двух подростках.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука