Сонька Золотая Ручка - королева воров

«Что — хорошо? — встревожился Мель, чувствуя неладное. — Я спросил про бриллианты, которые только что привез для вашей жены». Доктор сжал руку ювелира повыше локтя. «Все скоро пройдет, вот увидите. Только не нужно волноваться». «Волноваться! — взвизгнул Мель. — Где мои бриллианты! Тридцать тысяч рублей!» Доктор со вздохом кивнул, вернулся к своему столу и позвонил в колокольчик.

На пороге тут же возникли два дюжих санитара. «Вяжите его, голубчики, — устало произнес Литвинов. — Приступ паранойи. Сделайте успокаивающий укол. Будет сопротивляться — привяжите к койке. Ему надо отдохнуть… И поосторожней, пациент непростой, очень почтенный». «Бу сде, ваш-ство!» — выдохнули санитары и ухватили растерявшегося фон Меля под руки.

Спустя десять минут извивающийся и истошно орущий ювелир Карл фон Мель лежал в самой дорогой палате клиники Литвинова, привязанный ремнями к кровати. Он кричал так, что видавшие виды санитары затыкали уши пальцами. «Может, дать этому психу под дых?» — предложил один. «Не велено! — хмуро откликнулся другой. — Пусть поорет».

Литвинов заглянул в палату через час. Пациент беззвучно рыдал. «Доктор! — простонал Мель. — Что вы натворили! Где ваша жена! Позовите ее. Я привез бриллианты для вашей жены. Позовите, и все прояснится».

«Хорошо, — согласился Литвинов. — Почему бы и нет? Только дайте слово, что вы возьмете себя в руки, как только я приглашу свою супругу. И будете послушным». «Обещаю», — откликнулся Мель. И Литвинов удалился.

Когда доктор привел свою супругу, дородную пожилую женщину с тройным подбородком и необъятной грудью, Карл фон Мель закричал. «Доктор! Это не ваша жена! Я передал бриллианты в руки мошенницы!»

Литвинов от неожиданности стал садиться мимо стула. И если бы не санитар, поспешно подвинувший стул, профессор бы грохнулся на пол. Доктор Литвинов внезапно все понял. «Развяжите его, — простонал он. — Он совершенно здоров… И — зовите полицию. У нас случилось ограбление!»

Приехавшие в психиатрическую клинику Литвинова полицейские бродили по кабинетам, уважительно осматривая медицинский инвентарь и предметы убранства. Пристав записывал показания доктора. Тут же на стуле сидел убитый горем ювелир Мель. Он обхватил голову руками и раскачивался взад-вперед. В глазах его стояли слезы.

«Вы понимаете, я ей поверил. Она была так убедительна… Рыдала прямо вот здесь», — доктор показал рукой на ковер рядом со стулом, на котором сидел Мель. Все посмотрели на ковер, словно на нем могли остаться следы мошенницы.

«Сонька, — махнул рукой пристав. — Безнадежное дело. Она хитра, как лиса». «Да, да, она представилась Софьей Ивановной», — в один голос воскликнули Мель и Литвинов. И не сошлись только в фамилии. Один сказал: «Фон Мель». Другой: «Литвинова». Скрючившийся у края докторского стола писарь не выдержал и прыснул. «Но-но! — угрожающе прикрикнул пристав. — Пиши — украдено ценностей на тридцать тысяч рублей. А именно…»

Это была одна из самых блистательных, самых рискованных и самых красивых комбинаций Соньки. И на этот раз не обошлось без сообщников. Точнее, одного сообщника — кучера, правившего пролеткой. Это был один из доверенных ребят Соньки, из одесской шпаны. Все остальное она сделала сама. Извозчику она отвалила три сотни рублей. Столько стоил его конь вместе с пролеткой. Себе Сонька оставила бриллианты. Впрочем, ненадолго. Вскоре Карл фон Мель получил сообщение, что его ожерелье было продано в ювелирном магазине в Бухаресте — примерно за ту же сумму.

ОГРАБЛЕНИЕ ДИНКЕВИЧА

Санкт-Петербург. Восьмидесятые годы XIX века. Разгар лета. Невский проспект. Кондитерский магазин.

Вошедший в кондитерскую господин, Михаил Осипович Динкевич, отставной директор Саратовской гимназии, получивший хорошую пенсию после 25 лет безупречной службы, подслеповато щурился, осматривая витрину, заставленную тортиками и румяными крендельками. Он решил купить чего-нибудь сладенького своим домашним — дочери и супруге. Те скучали в петербургской гостинице, ожидая, когда Михаил Осипович оформит все необходимые для получения пенсии бумаги.

Динкевич готов был дать руку на отсечение, что милая барышня, вошедшая в магазин, налетела на него сама. Столкновение было не особенно впечатляющим, но дама, тем не менее, выронила из рук корзинку, из которой на пол кондитерской рассыпалась стопка визитных карточек. Михаил Осипович охнул, с видимым усилием опустился на колени и принялся собирать визитки, чтобы вручить их даме. Подняв голову, он увидел, что женщина тоже собирает рассыпавшиеся карточки рядом с ним. Взяв в руки одну из карточек, Динкевич прочел вслух: «Софья Ивановна Тимрот, графиня». Он взглянул на женщину и пролепетал: «Та самая? Дочь генерала Бебутова?» «Та самая, — улыбнулась женщина. — Только не дочь. Внучка. Василий Осипович мой дед». «Ах ты, господи… Конечно, конечно дедушка! — заторопился Динкевич. — А в Петербурге по делам?» «Авы?» — засмеялась Софья Ивановна. И Динкевичу стало неловко за свою провинциальную непосредственность.