Сонька Золотая Ручка - королева воров

Ее арестовали в гостиничном номере с поличным. На этот раз «гутен морген» не сработал — полиция организовала в гостинице засаду, распространив слух, что постоялец, поселившийся в номере, сказочно богат и большой любитель красивых женщин. Сонька не могла не клюнуть на эту приманку. Она вошла в номер в одеянии горничной, подошла к столу, поглядывая на кровать, где якобы спал постоялец. Но он не спал, а сидел на стуле за дверью, сжимая в руке револьвер. Пред наставленным на нее оружием Соньке ничего не оставалось делать, как покориться.

Ее определили в блок усиленного режима охраны Смоленской тюрьмы, в одиночную камеру. До суда ее не выводили на прогулки, опасаясь побега. Обращались вежливо, но жестко. Ее не били, не угрожали карцером, но и не обращали внимания на ее просьбы. Сонька попросила разрешения написать дочерям — ее просьбу отклонили. Тогда она потребовала права самой нанять адвоката. В этом ей тоже отказали, сообщив, что защищать ее будет назначенный судом юрист. Это означало, что ее лишают любого маневра. Сонька поняла, что попалась окончательно.

Во время судебных слушаний прокурор предъявил Соньке обвинения по десяткам эпизодов. Припомнил все самые громкие ограбления и аферу с домом московского губернатора. Именно в Смоленске Сонька узнала о судьбах своих подельников из клуба «Червонный валет». Именно здесь поняла, что на воле союзников у нее нет.

Когда огласили приговор, Сонька побледнела и едва не упала в обморок. Но все же удержалась на ногах и даже улыбнулась. Приговор был не просто жестким. Он был жестоким. Три года каторжных работ и 40 ударов плетьми. Отягчающим вину обстоятельством был признан побег с мест ссылки.

Адвокат принялся успокаивать Соньку. Мол, приговор был не самым суровым. И каторжных работ уже давно нет — вместо них Соньку определят в каторжную тюрьму, где порядки хоть и строгие, да никто не заставляет работать (это так на самом деле и было). И что 40 ударов плетьми ей не грозит, поскольку каторжанок давно не бьют.

Сонька его не слушала. Она прокручивала в голове планы побега. Ей сообщили, что до лета ее оставят в Смоленской тюрьме — столько занимал срок рассмотрения апелляции. Соньке, наконец, удалось нанять адвоката, который за хороший куш взялся добиться пересмотра дела и если не оправдания Золотой Ручки по всем пунктам обвинения, что было, пожалуй, невозможно, то хотя бы смягчения приговора.

Первые несколько недель Сонька лежала пластом на нарах в своей камере. Когда ей разрешили прогулки, отказывалась и от прогулок. Ей уже было сорок лет. Она заметно раздалась, заматерела. Но сейчас она почти ничего не ела — не было аппетита. Ее охватила апатия. Она махнула на себя рукой. И стала стремительно худеть.

К Соньке вернулась былая стройность. Она снова выглядела хрупкой девочкой. Только в глазах уже не было былого блеска, да волосы серебрились ниточками седины.

Такой ее и увидел тюремный надзиратель, имени которого история не сохранила. Он приносил еду и пытался заговорить с Сонькой. Та не отвечала, лишь отворачивалась к стене. Спустя час надзиратель приходил за посудой и находил еду нетронутой. «Ты бы хоть поела чего-нибудь, бабонька», — горестно говорил Соньке этот человек. Но Золотая Ручка бурчала в ответ что-то нечленораздельное. Мол, отстань, не до тебя.

Надзиратель все приходил и приходил. Он позволял Соньке целый день валяться, не поднимал с нар, как другие охранники.

Выслушивал ее хмурые отговорки, когда Сонька отказывалась от нищи и прогулок. Однажды принес ей горсть слипшихся леденцов. В другой раз — подвинувшую гвоздику. На Пасху — крашеное яичко и простенький платочек. Эти подарки словно отрезвили Соньку. Она совсем ослабла и сильно похудела. И вдруг в нее снова вселилась энергия, которую подельники и сыщики называли «бесовской». Сонька вдруг поняла, что этот молодой солдат в нее… влюблен. Тут же зароились волнующие мысли. И Сонька вернулась к жизни.

Она перестала отказываться от еды, согласилась на прогулки и даже начала прихорашиваться. В мае 1886 года она уже разговаривала со своим надзирателем. И разговоры эти носили все более доверительный, даже интимный характер. Наступил момент, когда охранник запер дверь камеры изнутри и прилег на нары вместе с Сонькой. И все изменилось.

Золотая Ручка, эта лживая аферистка, умевшая изобразить любое чувство, почувствовала дыхание вожделенной свободы. Она обнимала этого наивного, темного человека, открывшего ей свое сердце, и думала о том, как убежать из этой опостылевшей тюрьмы.

Своего воздыхателя Сонька слушала вполуха. Он рассказывал ей о своем сиротском существовании. О том, что нет на свете души, которая его бы любила. И на вопрос — будет ли любить его она — отвечала рассеянно — да, да, буду. А сама в этот момент думала, куда податься после тюрьмы. Выбирала город, где было бы легко затеряться, но где ее знали местные воры и налетчики.