В самом конце июня стало известно, что до этапирования осталось около трех дней. Апелляция ничего не принесла. В пересмотре дела Соньке отказали. Адвокат лишь развел руками — слишком много она натворила бед, чтобы рассчитывать на снисхождение судьи.
Сонька стала подталкивать своего воздыхателя к решительным действиям. Оттягивать побег было невозможно — тюрьма пришла в движение, готовясь к отправке осужденных к местам отбывания наказания.
Утром 30 июня 1886 года надзиратель принес в камеру Соньки солдатские башмаки и длинную серую шинель. Облачившись в эти одежды, Золотая Ручка стала похожей на низенького служивого из тюремной охраны. Влюбленный надзиратель подпоясал ее ремнем и они двинулись по тюремному коридору к выходу.
«Кто там у тебя?» — спросил дежурный у ворот. «Наш, — ответил надзиратель. — Веду в баню». Дежурный лишь кивнул и отпер замок. Надзиратель и Сонька вышли наружу.
Занимался теплый солнечный день. Соньку охватил приступ веселья. «Баня! — засмеялась она. — В девятом часу утра!» Надзиратель криво улыбнулся. Он быстро уводил Соньку проулками подальше от тюрьмы. Потом остановился. Повернул ее к себе лицом, обнял и поцеловал. Сонька ощутила губами горечь его прокуренных усов. И подумала, что больше этого человека никогда не увидит.
Надзиратель полез в карман. Достал узелок. Развязал концы тряпицы и протянул Золотой Ручке смятые ассигнации. «Здесь триста рублей. Все, что у меня есть. Купи себе платье. Вечером, как условились, жди меня у трактира. Поедем ко мне в деревню. Авось, не найдут…» Сонька взяла деньги. И пошла прочь. Но, сделав несколько шагов, вернулась. И крепко поцеловала надзирателя. Это было все, что она могла для него сделать.
Вечером, когда надзиратель топтался у входа в трактир, до боли в глазах всматриваясь в темноту, Софья Блювштейн сидела в вагоне третьего класса московского поезда и безучастно смотрела в окно. Она совсем не думала об оставленном ею надзирателе. Он свое дело сделал. Что с ним будет, ее не волновало. Она беспокоилась только за свою жизнь.
Ее и надзирателя хватились в тот же день. Вечером организовали поиски. А на утро следующего дня надзиратель явился с повинной. Честно рассказал, как все случилось. Не утаил ничего, в том числе и то, что отдал Золотой Ручке все деньги, что у него были.
«Эх, простофиля!» — воскликнул начальник тюрьмы. И вскоре бывший надзиратель стал заключенным той же тюрьмы, в которой столько лет служил верой и правдой. Его судили. Приговорили к арестантской роте. Что с ним было дальше, никто не знает.
А Сонька, снова вдохнув воздух свободы, решила во что бы то ни стало вернуть себе былую славу лучшей воровки России. Погуляв по Москве и выудив из карманов богатых москвичей несколько сотен рублей, она приоделась, сделала себе новый фальшивый паспорт. И отправилась в Нижний Новгород, рассчитывая поспеть к ежегодной ярмарке, которая открывалась 15 июля.
Она неплохо «погуляла» в то лето. Провернула несколько дел, ограбив нескольких купцов, приехавших на ярмарку со своим товаром. Провела несколько комбинаций попроще, в том числе и «гутен моргенов», благо она снова выглядела молодо, подтянуто, словно к ней вернулась юность. Действовала без обычной для нее осторожности, даже нагло. И явно не рассчитала свою способность уходить от преследования.
На этот раз сыщики действовали аккуратно и без спешки. Они выследили Соньку, но решили сразу ее не брать — усыпить ее бдительность и взять, как и в прошлый раз, с поличным. Несколько раз они теряли ее из виду. Но Золотая Ручка снова появлялась в нижегородских гостиницах — слишком уж большие деньги проходили через этот город. А от денег она отказаться не могла.
Наконец, в самом начале ноября 1886 года ее взяли прямо в номере гостиницы на окраине Нижнего, где жила в ту пору Сонька. Вломились в номер, не дав Золотой Ручке опомниться. Навалились на нее, скрутили и без всяких церемоний выволокли наружу. Сонька пыталась сопротивляться, но лишь озлобила полицейских. Ее сильно избили.
В Нижнем ее поместили в местную тюрьму, выделив самую надежную, самую охраняемую камеру. У дверей камеры постоянно дежурили два охранника — один следил за другим, чтобы никто из них не вступал в диалог с Сонькой.
В 1887 году, в конце зимы, Золотая Ручка была этапирована в Москву. Ей предстоял очередной суд, на этот раз последний в ее судьбе. Она уже не дичилась, не замыкалась в себе. Полагала, что при случае снова сможет бежать. И на этот раз ошибалась — случая больше не подвернется. А когда она попытается сбежать с каторги, ее будут ловить и так бить, что едва не искалечат.
Впереди у Золотой Ручки были тягчайшие испытания. Такие испытания, какие вряд ли могла бы вынести любая другая женщина. Не вынесла и она. Сломалась. Утратила былую легкость и веру в свои силы. Все, кто видел Соньку до отправки на каторгу и после (а таких было немного), говорили, что она изменилась до неузнаваемости. Была одна женщина, стала совсем другая. И это неудивительно. Тюрьма и каторга способны изменить кого угодно.
СУД