– Я старалась переубедить его, – говорит она. – Показала письмо от дяди Ноллиса с твердыми заверениями, что королева позволит ему оправдаться. Даже Сесил желает, чтобы ситуация разрешилась… – Она хочет сказать «миром», но боится скрытого подтекста. – Так считает наш дядя, однако Эссекс полон подозрений… – Пенелопа замолкает, встретившись взглядом с сестрой. – Боюсь, он не в себе. Посторонние люди внушают ему всякие мысли.
– Что за люди? – интересуется Лиззи.
– Что за мысли? – одновременно спрашивает Доротея.
– Крамольные. – Скорей бы вернулся Блаунт. Пенелопа места себе не находит от страха за возлюбленного. Кроме того, ей очень нужен его совет. – Я случайно услышала, как Горджес и Кафф обсуждают…
– Кто эти двое вообще? – перебивает Доротея. – Вечно трутся вокруг Робина. Даже Меррик подпал под их влияние. – Она возмущенно фыркает: – Так что они обсуждали?
– Что Эссекс имеет больше прав на трон, чем инфанта. – Пенелопа не собиралась подливать масла в огонь, но не смогла удержать в себе тайну.
Ее сестра ахает, прикрыв рот обеими руками.
– То есть они замышляют посадить твоего брата на английский престол? – Голос Лиззи дрожит от изумления. – Но ведь это государственная измена.
– Да, причем неоспоримая. – Пенелопа смотрит на сестру. Доротея судорожно хватает ртом воздух. – Претендовать на трон – совсем не то, что пытаться устранить дурное влияние из Королевского совета и настаивать на назначении преемника. Единственное наше желание – безопасность королевы и Англии. – Ее слова звучат как заранее заготовленная речь, причем не вполне искренняя, ибо их главное желание – безопасность семьи Деверо.
– Но если им станет известно, – Лиззи указывает в окно на двор, заполненный людьми, – что в ближнем круге графа обсуждают подобные вещи… – Краска сбегает с ее лица. Собачка, очевидно, почувствовав настроение хозяйки, скулит и царапает ей юбку.
– Начнется пожар, который будет не остановить, – говорит Доротея. Ее руки слегка дрожат.
– Возможно, уже слишком поздно. – Закрыв глаза, Пенелопа мысленно посылает Блаунту слова любви. Она боится за его жизнь, а теперь ее собственная находится едва ли не в большей опасности. – Попробую с ними поговорить. – Она живо представляет Горджеса с его близко посаженными глазами, некрасивого Каффа и Меррика, внимающего их речам с пылом влюбленной девицы. – Надо дать им понять, какой опасности они подвергают Эссекса своими крамольными речами. Не могу сидеть сложа руки.
– Каффа и Горджеса здесь нет, – говорит Доротея.
– Где же они?
– Собирались вместе с Мерриком и остальными нанести визит драматургу, чтобы он сегодня устроил представление. Безобидная затея.
– Кто этот драматург?
– Его не называли по имени.
Пенелопу накрывает волна ужаса.
– Может, упоминали, о чем пьеса?
– Вроде про какого-то короля.
– Ради бога, Дот, можешь назвать точнее? – Пенелопа тут же жалеет о своих словах. У сестры такой вид, будто ей отвесили пощечину.
– Ты же знаешь, я такие вещи не запоминаю.
– Может, Ричард Второй?
– Да, кажется. А что это за Ричард? Тот, которого свергли? – Доротея смотрит на Пенелопу: – В чем дело? – Ее глаза наполняются страхом.
– Слушайте меня. Думаю, вам нужно уехать. Возвращайтесь домой, к детям. Лиззи, я сообщу твоему мужу.
– Что такое? – спрашивает Лиззи. – Ты меня пугаешь. Почему тебя так расстроила пьеса?
– В ней рассказывается о слабом короле, не имеющем наследника, которого сверг сильный претендент, любимец народа.
– Господи!
Пенелопа видит, что ее кузина и сестра наконец поняли, в чем дело.
– Не волнуйтесь. Я просто считаю, будет… – Она едва не произносит «безопаснее», но осекается. – …лучше, если вы поедете домой.
– А ты останешься? – спрашивает Доротея.
Пенелопа думает о детях: в Лейзе им ничего не угрожает. Рич тоже там. Только сейчас до нее доходит, что вчерашний отъезд мужа вызван вовсе не земельным спором; крыса сбежала с тонущего корабля. Он даже не предложил ей отправиться с ним. Стоит ли удивляться?
– Я не могу бросить Робина в час нужды.
– Но я тоже его сестра, – настаивает Доротея.
– Предоставь это мне, Дот. Поезжай лучше к матушке. Она будет вне себя.
– Как пожелаешь, – со вздохом отвечает сестра.
Губы Лиззи дрожат, из глаз текут слезы. Доротея обнимает ее. Пенелопа смотрит на них, лихорадочно соображая, что делать.
– Ступайте, пока не поздно.
– А как же Фрэнсис?
– Думаю, она захочет остаться с Робином. – В последнее время Фрэнсис удивляет. В этой робкой мышке, оказывается, скрывается недюжинная храбрость. Пенелопа вспоминает ее слова на похоронах Сидни: «Он любил только вас». Такое не каждому под силу. Ей всегда был присущ стоицизм; наверное, этим Сидни в ней и восхищался. Пенелопа всегда считала, что он женился на Фрэнсис исключительно из почтения к ее отцу; видимо, ревность оказалась сильнее проницательности.