В этот момент уж понял Левс, что легко одержать победу у него не получится, и прибегнул к последнему средству. Извернулся, достал из тайного кармана тонкий кинжал и метнул, мгновенно прицелившись, в противника. Полетел стальною стрелой кинжал, по рукоять вошел в плечо Перуна. Тот сначала и не заметил раны в пылу битвы…
И напрасно.
Потому что лезвие кинжала было смазано ядовитым соком чёрного цветка мимора, смертельным что для любого зверя, что для человека.
Покачнулся Перун, потекла отрава по венам, затуманила взгляд, заставила подкоситься ноги. И рухнул Громовержец, как подкошенный, на бетонное покрытие крыши. А торжествующий Левс встал над ним, чтобы на этот раз уж точно насладиться зрелищем агонии своего врага.
Ване и Кощею пришлось тяжелее всех: им довелось столкнуться с самыми хитрыми и сильными противниками – со Львами. За несколько мгновений до начала боя Ваня оглянулся по сторонам и вдруг увидел, что они с Кощеем здесь, оказывается, совсем не одни. Внутри зданий к огромным зеркальным окнам на всех этажах прильнуло множество людей, и все они напряжённо наблюдали за битвой.
А посмотреть тут явно было на что.
Кощей, в золотых доспехах, орудовавший всё тем же своим мечом, в который превращалась его волшебная золотая змея, сражался не только споро и уверенно, но и очень зрелищно. Держался прочно, как гранитная стена, ловко уворачивался от мечей и топоров, и рубил, рубил, рубил… Гора из тел Монстров росла перед ним, а Кощей, похоже, вовсе не чувствовал усталости. Его лица не покидала злорадная улыбка, и Ваня, которого Соратник пока не допускал к бою, – так и держал около себя, не позволяя никому из пёсьеглавцев подойти ближе, – не понимал, что он чувствует, глядя на своего защитника: восхищение или неприязнь.
Монстры меж тем продолжали атаковать. Их было много, слишком много. Кощей сбросил свой изрубленный в нескольких местах плащ, и тот, мгновенно увеличившись в полёте, встал между ними и монстрами каменной стеной, дав тем самым хозяину небольшую передышку.
– Похоже, тебе всё же придётся вступить, – усмехнулся Кощей, промокая тыльной стороной ладони лоб, вспотевший под золотым обручем. В этот же самый миг стена, ещё недавно бывшая плащом, обрушилась грудой камней, погребая под собой Монстров.
А когда, переступая через их тела, ломанулась новая волна пёсьеглавцев, Кощей крикнул:
– Твой выход, Иван!
И Ваня «вышел», точнее, как раз напротив, отступил назад, прижался спиной к стене и стал, подражая Кощею, размахивать своим самодельным топором. И снова, как и когда-то в парке, он вскоре почувствовал, как внутри что-то взорвалось и по жилам словно потёк жидкий огонь. А потом, как и тогда, всё вокруг застыло, и один только он сохранил способность двигаться. Чем и воспользовался, рубя направо и налево и попадая топором по ногам, бёдрам и животам Монстров. Он не считал, сколько врагов сумел уложить, да это было и не важно. Потому что эффекта от вспышки внутри, как и в прошлые разы, хватило ненадолго. В какой-то момент Ваня вдруг почувствовал, что резко ослаб, будто силы в один миг покинули его. Голова закружилась, ноги подкосились, Ваня покачнулся…
И как раз в этот момент перед ним выросла огромная фигура Тигра в сверкающем нагрудном доспехе. Сделав попытку отступить, Ваня просто грохнулся и сел на землю, как-то особенно чувствительно ударившись о стену спиной. Он оглянулся в надежде позвать Кощея на помощь, но тот был далеко, да ещё как раз рубился сразу с тремя Львами и просто не видел, что происходит. Морду нависшего над Ваней тигроголового исказила злобная усмешка. Он замахнулся кривым мечом, Ваня закрыл глаза, и в этот момент перед ним, в точности, как пишут в книгах, пронеслась вся жизнь: детский дом, универ, Алёнушка…
Вдруг послышался звук тупого удара, неприятный хруст, и что-то тяжёлое рухнуло Ване на ноги, пребольно их отдавив.
Он открыл глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть очень красивую молодую женщину, темноволосую, с чёрными, густыми, сросшимися на переносице бровями. Та держала в руках тяжёлую, похожую на посох, палку, которой только что огрела по башке Тигра, убив его одним ударом.
– Мама! – тихо ахнул Ваня.
Но прежде чем он успел сказать ей ещё хоть слово, мама исчезла.
А вместе с ней пропала и усталость, и боль ото всех полученных сегодня ударов и ран.
Ваня приложил руку к груди и вытащил из-под ворота футболки мамину подвеску. Береста была тёплой, даже, скорее, горячей, будто её только что сняли с огня. А нарисованный на подвеске символ, который когда-то удалось расшифровать Алёнушке, светился почти так же ярко, как ещё недавно светилась в небе Вещая звезда.