Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

Полки отправляли офицеров и подофицеров в «гражданские командировки» — в распоряжение СПП, для организации перевозок польских семей временно на юг, на Дон и Кубань, в теплые, зеленые, хлебные места. Именно тогда на испепеленной фашистами земле впервые раздались слова, которых не понять тем, кто не стоял в Ровно на краю рва, в котором находилось 30 тысяч убитых, или на пепелищах некогда четырехтысячной Софиевки: «Если бы моя семья находилась не в Лодзи, а в Сибири, я был бы счастлив!» Их произнес автоматчик Ижицкий из 5-го пехотного полка{41}.

Вечером много говорили о лозунге СПП: «Дом, выстроенный не на своей земле, не принесет счастья».

Сформулировать в то время такой лозунг руководителям этой массы людей было нелегко. Они знали сложные судьбы людей, которые поверили им, знали багаж, который был у них за плечами: история, культура, личные воспоминания и интересы. Они знали: история никогда еще ни от кого не требовала и не будет требовать перешагнуть столь высокий порог на пути в будущее. Впрочем, и сами они, эти руководители, воспитатели солдатской массы, были из «них», они тоже срослись с этой землей, «не своей», но дорогой сердцу в силу рождения, воспитания и традиций. Но они понимали железную логику политической обстановки, универсальный характер принципа справедливости в отношении наций, а также собственное бессилие перед лицом истории: «Свобода — осознанная необходимость». Идя навстречу исторической необходимости, они обретали свободу политической инициативы.

Боль солдат из Забужья была не чужда и воспитателям солдат, это была их собственная боль. Выход ей они давали только тогда, когда могли говорить как обыкновенные люди, как частные лица — в письмах, воспоминаниях, стихах, на страницах литературных произведений. Выступая же публично как политики, как руководители, они не знали колебаний. В решениях, соглашениях, политических декларациях они с холодной, железной последовательностью исходили из бесстрастной необходимости. Они верили, что так надо — и для Польши, и для идеи.

Подполковник Виктор Грош пишет:

«Правда, очень многие считают, что родина — это именно их двор на Волыни, но они забывают, что в результате террора националистов из УПА эти люди вырваны с корнем из своих дворов и вопрос об их хозяйственном устройстве где-то в другом месте встанет перед ними только после войны, следовательно, у нас будет время убедить их; уже сейчас до них легко доходит аргумент, что на этой земле они ничего не имели, кроме слез и крови; преобладающая часть воинов Войска Польского понимает значение для Польши союза с СССР»{42}

.

Так рождалась армия. Из корпуса, который еще 1 апреля насчитывал 43,5 тысячи человек, в том числе 35 тысяч в боевых частях, 90 танков и 600 орудий, создавалась армия, состав которой на 1 июля достигнет 90 тысяч солдат, из них в боевых частях, готовых к сражениям, 57 тысяч солдат, 182 танка и самоходных орудия, 987 орудий и минометов калибра более 75 мм.

Это много, если иметь в виду, как мало прошло времени. Но этого мало, если иметь в виду, сколь большие задачи стояли перед ней.

Вечерами пели «Все наши» и «Роту» — польские патриотические песни, а потом, когда умолкал дневной гомон лесного городка, над далекой станцией в Киверцах беззвучно расцветали бусы зенитных разрывов. В ночной тишине издалека, с запада, доносилось рокотание фронта.

Дни вставали серые и сырые, в густом тумане, безрадостные, занятые двенадцатичасовой боевой учебой.