Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

«Не имея никакой связи друг с другом, находясь в разных местах, мы, однако, пришли к общим взглядам с СПП. Главные пункты программы КРН не расходятся с программой СПП.

Ваша армия имеет вооружение, и вооружение отличное. Мы такого не имеем. Но ваша армия — наша армия, армия народа. Вы выбрали кратчайший путь к родине в союзе с Советской Армией. Вся страна ждет вас. У нас к вам и к Советской Армии только одна просьба: спешите»{47}

.

Вслед за ним к солдатам обратился Александр Завадский, председатель Центрального бюро польских коммунистов и заместитель командующего польской армией в СССР:

«Для нас, для нашей армии это (создание КРН. — З. З.

) имеет большое значение еще и потому, что мы наконец можем сказать себе: то, что мы делаем теперь, перед вступлением в страну, совпадает с тем, что делают наши соотечественники в условиях оккупации. Крайне важно, что в стране, а не где-нибудь создана организация, о которой мы можем сказать, что признаем ее как созданную народом, что присоединяемся к ней и подчиняемся ей»{48}.

Польские дивизии на восточном фронте — прежняя польская армия в СССР — становились войском Крайовой Рады Народовой, действующей на родине. Декрет КРН номер 1 в статье 5 провозглашал:

«Армия Людова является основной силой польского народа в стране. Все воинские формирования за границей: корпус имени Костюшко под командованием генерала Берлинга, части генерала Андерса на Ближнем Востоке, части, сформированные в Англии, войдут в состав Армии Людовой»{49}.

То же самое, только менее официально, более сердечно было сформулировано в своего рода декларации солдатского мировоззрения «С чем мы идем в Польшу?», которая распространялась в рядах 1-й армии и пропагандировалась ее солдатами:

«Нам близко и дорого каждое направленное против немцев вооруженное усилие, откуда бы оно ни исходило. Мы считаем своими братьями солдат армии Андерса, которые заняли Кассино, летчиков, моряков, преодолевших Ла-Манш по воздуху или по морю, солдат АК, которые уложили не одного немца…»{50}

Под Киверцами среди батальонов и полков польской армии, но обособленно, под командованием своих собственных офицеров — погибшего капитана Гарду заменил поручник Зайонц (Зигмунт Гурка-Грабовский), — со своим оружием, своими порядками и законами, правда, в обмундировании, полученном в польской армии, и состоя на советском довольствии, располагалась полковая группа «Гарда» 27-й дивизии АК. Солдаты группы решали вопрос: что дальше? Слушали выступления представителей командования армии и Союза польских патриотов, дискутировали с волынцами — солдатами и офицерами, с политическими активистами 1-й армии. В конце июня 349 офицеров, подофицеров и рядовых «Гарды» — все, кроме тяжелораненых, — направили письмо Военному совету 1-й армии.

«Сознавая, что единство нации выковывается в огне борьбы против захватчиков, мы со всей решительностью осуждаем тех, кто мешает объединению всех сил нации для борьбы за свободу и независимость нашей родины. С большой радостью мы вступаем в ряды 1-й польской армии в СССР — соединяем свои усилия с усилиями тех, кто на полях под Ленино в героической борьбе уже доказал свою большую любовь к родине и ненависть к врагу»{51}.