– Поэтому, старина Ло, – Лао Лань говорил очень серьёзно, – нам нужно хорошо зарабатывать, нынче такое время, когда с деньгами ты господин, без денег – щенок паршивый. Тот, у кого есть деньги, ходит прямо, у кого их нет, горбится. Вот я, Лао Лань, скромный деревенский староста, совсем незаметный, разве не совершил переворот в родословной нашей семьи Лань? Стоит стать чиновником, пусть самым маленьким, – и ты уже даотай.[58]
Я с этим выражением не согласен, я хочу, чтобы разбогатели все. Не только, чтобы все разбогатели – чтобы стала богатой деревня. Мы уже провели дорогу, установили фонари, построили мост, следующим шагом будет строительство школы, детского сада, дома для престарелых. Конечно, строительство новой школы и в моих личных интересах, но не только в моих. Я хочу расчистить место, где располагалось поместье нашей семьи Лань, восстановить его прежний вид, в соответствии с политикой открытости внешнему миру привлекать туристов, наладить доход, который, естественно, пойдёт на пользу нашей деревне. Наши семьи, старина Ло, должны установить дружбу, завещанную предками. Твой нищий дед, который бранил перед воротами нашей семьи всех и вся, впоследствии стал близким другом моего деда. Когда трое моих дядьёв бежали к гоминьдановцам, именно твой дед провожал их на телеге. Мы в семье Лань никогда не должны забывать этого. Поэтому у нас двоих, брат, нет повода не объединиться, чтобы вершить дела, большие дела, устремления у нас в душе велики! – Затянувшись, Лао Лань продолжал: – Я знаю, Ло Тун, что ты против того, что все впрыскивают воду в мясо, но раскрой глаза и посмотри, что делается вокруг, впрыскивают не только в нашей деревне, но и во всём уезде, во всей провинции, чуть ли не во всей стране. Где ты найдёшь мясо без воды? Воду впрыскивают все, и если мы не будем этого делать, мы не только не заработаем, но и понесём убытки. Если все не будут заниматься этим, мы, естественно, тоже не будем. Сейчас время такое, если пользоваться словами людей образованных, период первоначального накопления. И что же это такое? Это когда любыми правдами и неправдами все накапливают капитал, и деньги каждого в крови всех остальных. Когда этот период пройдёт, все будут жить по правилам, мы, конечно, тоже. Но если мы установим себе правила, когда остальные никаких правил не придерживаются, мы просто умрём с голоду. Старина Ло, дел ещё очень много, мы как-нибудь сядем и поговорим как следует, да, я ещё забыл налить вам чаю, выпьете?– Нет-нет, – замахала руками мать. – И так уже отняли у вас столько времени, посидим ещё немного, да и пойдём.
– Раз уж пришли, посидите ещё, старина Ло, ты воистину редкий гость, из всех мужчин в деревне никто ко мне не зашёл, лишь ты один. – Лао Лань встал и принёс из шкафчика пять стеклянных рюмок на высокой ножке. – Если не чаю, то вина выпейте – иностранного.
Из того же шкафчика он достал бутылку, я сразу понял, что это «Мартел XO», одна бутылка стоит почти тысячу юаней. В знаменитых городских переулках отбросов нам с матерью попадались такие. Мы покупали их по триста юаней за бутылку, а потом перепродавали по четыреста пятьдесят в маленькую лавчонку рядом с железнодорожной станцией. Мы знали, что продававшие нам эти бутылки – родственники чиновников, которым их подносили в подарок.
Лао Лань налил все пять рюмок, но мать сказала:
– Дети пить не будут.
– По чуть-чуть, только попробовать.
Золотистая жидкость играла в рюмках причудливыми отблесками, Лао Лань взял рюмку, мы последовали его примеру. Он поднял рюмку в нашу сторону:
– С Новым годом!
Рюмки столкнулись с мелодичным звоном.
– С Новым годом! – повторили мы.
– Как вам на вкус? – Покачивая рюмкой, Лао Лань наблюдал, как коньяк вращается по стенкам. – Можно добавить льда, а можно чаю.
– У него какой-то особенный аромат, – сказала мать.
– Откуда нам, крестьянам, знать – вкусное оно или нет? Такое вино пить – деньги на ветер выбрасывать, – откликнулся отец.
– Не дело говорить такое, старина Ло, – возразил Лао Лань. – Надеюсь, ты остался тем же Ло Туном, как и до Дунбэя, что ты не такой никудышный. Выпрямляйся, брат: слишком долго ходил сгорбившись, привык уже. даже если захочешь выпрямиться – не получится.
– Пап, Лао Лань верно говорит, – сказал я.
– Никакого уважения к старшим, Сяотун. – В назидание мать шлёпнула меня. – Тебе ли называть так Лао Ланя?
– Пусть! – улыбнулся Лао Лань. – Ты, Сяотун, как назвал меня Лао Ланем, так и называй, мне будет только приятно.
– Лао Лань, – пролепетала сестрёнка.
– Отлично, – одобрил Лао Лань. – Отлично, дети, так теперь меня и зовите.
Отец поднял рюмку в сторону Лао Ланя, чокнулся с его рюмкой и выпрямил шею:
– Лао Лань, что тут говорить, скажу одно: буду делать, как ты.