Казалось бы, какая проблема выбрать сейчас, остановиться, отказаться от одного из них, но…
Это ведь надо отказываться! От жёстких пальцев Эмиля или нежных Змея. От силы одного и яда другого.
— Как сладко ты стонешь, — Эрик вроде и шепчет, но его голос пробирается ко мне в желудок и кувыркается там внутри, щекоча чувствительные стенки своим пушистым мехом, — знаешь, только ради твоих стонов я буду трахать тебя медленно.
— Он просто боится кончить слишком быстро, — беззаботно сообщает мне Эмиль, и моя ночнушка под его ладонями отступает до границ короткой футболки, — мышка, а ниже слабо?
Я ловлю себя с поличным — точнее свои руки под белой футболкой Эмиля. На литых, тугих, горячих мышцах. Господи, какой он гладкий. Будто полированный мраморный обелиск. Черт, мне вообще-то надо бежать, вырываться, орать, а я… А я будто бы уже проиграла. Я замираю, пытаясь понять, что мне делать, и Эмиль сам сдвигает мою ладонь ниже, туда, под его ремень, где не просто горячо, где форменное пекло. И как моя ладонь сразу по факту не обуглилась?
— Ох…
Это я вздыхаю, как только задеваю пальцами тугую головку. Звук, что издает Эмиль невозможно внятно классифицировать. То ли рык, то ли стон, то ли приказ не останавливаться.
Приказ, который мне очень хочется выполнить. Сжать сильнее, двинуть ладонь резче… Вопреки всему здравому смыслу, вопреки приличиям. Боже… Как же я устала ориентироваться на эти приличия...
— Ты меня вчера прогнала, помнишь? — хрипло шепчет Эмиль, прижимаясь к моему уху.
Помню. И помню, сколько времени засыпала после…
— Я дрочил целый час, только представляя твое лицо, — еле слышно продолжает Эмиль, — дрочил, кончал и начинал сначала. И боже, как я хотел, чтобы именно в твоей руке и был мой член. Чтобы ты ко мне прикасалась!
— И кто же из нас кончит раньше времени? — фыркает Эрик, и тут я замечаю — подол моей ночнушки ползет еще выше. К груди. И виной тому руки бесстыжего Змея.
— Эй! — услышав мой возмущенный возглас Эрик даже не думает останавливаться, напротив. Он совершает марш бросок, его ладони ныряют под ткань, добираются до моей груди и стискиваются на ней.
— Ты будто из шелка и масла, малышка, — пальцы Змея легонько касаются обоих сосков, касаются и отдергиваются прочь, будто это и не прикосновения вовсе, а приглашение на страстный танец, — скажи, ты везде такая? Нет, не говори, я сам узнаю!
Сволочь. Узнает он. Конечно узнает. Много чего узнает!
А мне от одного только звучания его чертового голоса уже надо менять белье. Опять насквозь!
— Мышка, — Эмиль стискивает пальцы на моем подбородке, возвращая себе мое внимание, бедрами лишь слегка толкаясь навстречу моей ладони, — помнишь обо мне?
Забудешь о вас! Мне кажется, что эти двое — кремень и кресало, или зажигалка и бензин, а я — всего лишь лес. Сосновый лес, сухой, просмоленный насквозь и изнемогающий от жары. И мне достаточно пары искр, чтобы гудящее пламя отрезало все пути к отступлению.
Их уже нет! И зря я надеюсь, что они вдруг появятся!
— Ненавижу, — я впиваюсь зубами в губы Эмиля, просто от досады, от того, что не могу избавиться от этого наваждения, не могу убрать руку от каменного члена одного, не могу лягнуть второго, под ласками которого мне хочется только выгибаться и стонать, и ничего больше, — как же вы меня бесите!
— Ты хочешь
Чертово исчадие ада! Нужно ему, чтоб я озвучила это вслух. И до того они намерены меня только дразнить, доводить и сводить с ума. Ну, значит, он подавится моим признанием!
— Да! — рычу я так, что у люстры на потолке вздрагивает маленькая капля-подвеска. — Да, раздери тебя черт, Змей, я вас хочу. Обоих!
Сначала эти слова вырываются из моего рта, и только после этого я, резко трезвея, осознаю, что именно они означают. И в тишине, затопившей мою маленькую квартирку, под беззвучные триумфальные улыбки обоих этих извращенцев, я понимаю…
Мне конец!
32. Трое. Самый сладкий приз
Созналась. Она созналась. Ну, или они её уломали — что тоже было неплохим вариантом.
— Дай-ка сюда этот сладкий рот, — Эрик настойчиво касается пальцами острого девичьего подбородка, разворачивая Настю к себе. Раз уж она признала, что хочет их обоих — можно не отказывать себе в этой малости.
Тем более что Бруху доставались сливки в основном из-за его зашкаливающей наглости.
Губы со вкусом папайи, нежный сливочный язычок… Голод по ним одолевал Эрика с того самого момента, как он от них оторвался в последний раз. И утолить его быстро не получается, впрочем Эрик априори никуда не торопится. Сейчас он прочно прихватил эту змейку под горлышко, никуда она от него не денется. Он выпьет её до дна. Ну, или по крайней мере попробует это сделать.
Девушка тихонько постанывает при поцелуях, царапает своими скромными коготками плечи Эрика. Сегодня он её победил — уломал, соблазнил, не без помощи Эмиля, конечно, но это Эрика не очень и беспокоит. Хорошо бы только сегодня дело не ограничилось.