Читаем Сошедшие с небес полностью

— Ну, «Полтавская» же, папа! «Полтавская»! Тормози! Ты что, не видишь, люди стоят?.. — шипел Вовка склочным голосом.

Люди на остановках входили и выходили. Сонная кондукторша с довоенной кондукторской сумкой на животе и рулонами билетов на необъятной груди лениво собирала плату, уже в полудреме отрывала билеты и намертво засыпала до следующей остановки.

— Следующая «Александровская». Ты помнишь, папа? Ну, папа!

— Да отвяжись ты! Сам знаю.

— А чего же ты тогда улицу Жертв революции проскочил? — ядовито спрашивал Вовка.

Автобус катил по городу. В первый раз за спиной Сергея сидели пассажиры — его горожане. Он им открывал и закрывал двери автобуса, вез их по разным человеческим надобностям, и странное ощущение сопричастности к их делам, жизни, бедам и радостям горделиво наполняло его душу...

— Пап! Мы же с мамой договорились! Ты забыл? — прошептал Вовка. — Сразу после площади Победы...

— Точно! — Сергей стал сворачивать с трассы в переулок.

В салоне автобуса заволновались пассажиры:

— Эй, ты куда поехал?

— Каждый день маршрут меняют!

— Послушайте, но мне же совсем сюда не нужно!..

Проснулась кондукторша, удивленно поглядела в окно, крикнула через весь салон:

— Сереж! Что за остановка?

Вовка сжался, снизу заглянул Сергею в лицо.

— Горбольница, — громко ответил Сергей. — Остановка по требованию.

— И правильно! Давно нужно было здесь остановку сделать! — сказала какая-то тетка с кошелками и стала протискиваться к выходу.

Сергей остановил автобус напротив больницы, выпустил тетку и коротко гуднул.

Из дверей приемного покоя выскочила Маша в белом халате, сорвала с себя шапочку и стала махать ею у себя над головой.

Автобус еще раз гуднул и поехал дальше, возвращаясь на официальную трассу. Пассажиры успокоились и стали обсуждать достоинства изменения маршрута...

— Пап, а что такое «остановка по требованию»? — спросил Вовка.

— Ну, это когда кому-нибудь очень-очень нужно остановиться и он требует...

— А кто требовал? — удивился Вовка и оглянулся на пассажиров.

— Ну, ты нахал! — поразился Сергей. — Ты же требовал, я и остановился.

Вовка захихикал, зажимая рот ладошками...

Нюськиному лейтенанту милиции было лет тридцать пять. На синем милицейском кителе — коротенькая планочка фронтовых наград. Звали его Гришей.

Они стояли с Сергеем во дворе. Покуривали, ждали Машу и Нюську.

— Очухался после того случая в порту? — спросил Гриша.

— Зажило как на собаке. А с теми что?

— Сидят. Куда они денутся? Лихо ты там одного уделал...

— Ну, и они мне накидали будь здоров.

— Тоже верно. Запросто пришить могли. Такая публика...

Из кухонного окна в первом этаже высунулась расфуфыренная Нюська. Грозно, по-хозяйски спросила Григория:

— Билеты взял?

— Вот. На всех. — Он показал ей четыре билета.

Нюська нырнула обратно в кухню, тихо смеясь, сказала Маше:

— Третий раз иду это кино смотреть. Один раз с нашим электриком пришлось сходить. За фару, помнишь? Второй раз с кузовщиком, когда Серега в яблоню врубился. Теперь — третий...

— Бедная ты моя, — посочувствовала ей Маша. — Чего же ты так надрываешься?

— Гришке про это не скажешь... Он ревнивый до ужаса!

Они вышли на крыльцо. Нюська с ходу завопила на Гришу:

— Ты чего это в форме приперся?

— Не успеть мне после кино переодеться. Дежурю по отделению с двадцати четырех часов. Извини, Ню-сенька.

Маша оглядела военные брюки и старую кожаную летную куртку Сергея и сказала ему:

— С первой же твоей получки тоже купим тебе штатский костюм.

— Стой, ребята, — сказала Нюська задумчиво. — Погодите, граждане. Гришенька! Посиди, солнце мое, на лавочке. Мы сейчас... Ну-ка, поднимитесь ко мне на секундочку.

Нюська первая пошла к себе наверх, уводя Машу и Сергея.

Комната ее была куда более обжитой и ухоженной, чем комната Маши и Сергея. Тут были и патефон с пластинками, и шкаф зеркальный, и столик туалетный. У кровати на стене висел подарок Маши — плюшевый немецкий ковер с печальными оленями.

Одна стенка сплошь завешана фотографиями киноартистов и родственников. А в центре, в лаковой рамочке, большая (наверное, увеличенная с маленькой) фотография Нюськи и ее мужа. Нюська на фото — совсем девочка, с напряженными вытаращенными глазами, да и муж ее — молодой паренек, чем-то неуловимо похожий на Сергея, тоже сидит напружиненный.

Нюська распахнула шкаф, сказала Сергею:

— Раздевайся!

— Что?!

— Скидавай, говорю, куртку со штанами, — пояснила Нюська и достала из шкафа большой сверток, закутанный в чистую простыню. — Скидавай, скидавай, не боись. Меня ничем таким не напугаешь...

Сергей переглянулся с Машей, стал неуверенно раздеваться. Нюська вынула из простыни мужской серый костюм в широкую полоску, сказала Маше:

— Мужа моего. Он в этом костюме только один раз со мной в сорок первом в ЗАГС сходил, и все. Чего, спрашивается, берегла? На-ко вот, примерь. Вроде бы вы по фигуре одинаковые были...

Сергей уже стоял в трусах и рубашке. Смущаясь, он взял из Нюськиных рук брюки, надел их на себя, застегнул, а Нюська уже сама подала ему пиджак. Сергей просунул руки в рукава, и костюм оказался ему в самую пору.

— Ну-ка, поворотись... — Нюська неожиданно охрипла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги