Сошедшие с небес

Сергей застегнул пиджак, повернулся. Нюська посмотрела на него сумасшедшими глазами и вдруг заголосила, словно на похоронах:

— Пашенька!.. Павлик мой!.. Ой, мамочки мои, да что же это?!

Почти в беспамятстве она повалилась на колени, обхватила ноги Сергея, зарыдала в голос:

— Ой, прости меня, Пашенька! Ой, прости меня, родненький... Где же ты лежишь сейчас, Павлик ты мой единственный?! Уж я ли тебя не ждала, я ли тебя не помнила... Ох, прости меня, бабу скверную. Па-шенька-а-а!

Маша бросилась к Нюське, обняла ее за плечи, крикнула Сергею:

— Воды!

Сергей метнулся к графину, налил в стакан воды, подал Маше. У Нюськи тряслись руки, стучали зубы. Маша прижала ее голову к своей груди, поила водой, гладила, успокаивала...

Сергей стал лихорадочно стаскивать с себя пиджак. Нюська увидела это, захлебываясь рыданиями, замотала головой, замахала руками:

— Нет! Нет... Нет...

— Что, Нюсенька? — пыталась понять ее Маша.

— Пусть... пусть в костюме... От меня с Павликом. В память его. От Павлика и меня...

Сергей вышел на крыльцо в сером костюме в широкую полоску.

Гриша сделал вид, что ничего не слышал и перемен никаких не заметил. Только пододвинулся на край скамейки, уступая рядом место Сергею.

Сергей сел. Гриша кашлянул и протянул ему папиросы. Сергей закурил, нервно затянулся пару раз. Слышно было, как наверху всхлипывала Нюська.

Гриша помолчал, глухо проговорил, уставившись в землю:

— Скажи ей, пусть за меня замуж выйдет...

Теперь Сергей ездил на своем автобусе без всяких Вовкиных подсказок, да и без самого Вовки.

Так же дремала старая толстая кондукторша у задней двери, так же входили и выходили пассажиры...

Так же повторялись заезд к больнице, короткий сигнал, и появление Маши на пороге приемного отделения.

Напротив больницы уже привычно толпился народ в ожидании автобуса (хотя остановка там не была обозначена), и только кто-нибудь изредка спрашивал:

— Эй, куда это мы свернули?

Ему тут же отвечали сами пассажиры:

— Так теперь у горбольницы остановку сделали.

Маша махала Сергею белой шапочкой, и автобус уезжал, возвращаясь на указанный маршрут.

Иногда на улице он сталкивался с Нюськой и ее грузовиком. В кабине «газика» рядом с Нюськой нередко сидел Вовка и что-то возбужденно рассказывал ей, размахивая руками.

Заметив автобус Сергея на остановке, Нюська тут же подъезжала вплотную, перекрывала своим грузовиком все движение и кричала:

— Ну, как оно?

— Порядок, — отвечал Сергей. — Аккумулятор, мерзавец, зарядку не принимает, так я целый день двигатель не глушу...

— Надо с нашим Кузьмичом поговорить, — озабоченно отозвалась Нюська. — У него на складе этих аккумуляторов — как у дурака махорки!..

Задние машины отчаянно сигналили Нюське — в то время сигналы были еще разрешены, — но Нюська не обращала на это никакого внимания.

— Ты его кормила? — спрашивал Сергей про Вовку.

— Ну а как же?! — обижалась Нюська. — Мы с ним в нашей столовой обедали!

— Ой, папа! Я два вторых съел! — сообщал Вовка.

— Молодец! — хвалил его Сергей и отъезжал от остановки.

А Нюська с Вовкой следовали своим путем...

Нюськины именины затянулись далеко за полночь.

На патефоне крутилась пластинка, и начальник автопарка Василий Кузьмич танцевал с Нюськой танго в маленьком закутке между кроватью и зеркальным шкафом.

Мрачный Гриша сидел на узком диванчике, старался не смотреть на то, как Василий Кузьмич облапил Нюську, а Нюська постреливала глазами в Гришину сторону, преувеличенно хохотала и кокетничала с Василием Кузьмичом напропалую.

На Грише был гражданский костюм. Белая рубашка апаш с выпущенным на пиджак воротником. Из-под лацкана пиджака свисали солдатские награды — орден Славы третьей степени, медаль «За отвагу» и две-три медали за взятие разных европейских городов. Наверное, лейтенантом Гриша стал только в милиции.

Сергей и Маша, обнявшись, сидели у стола. Маша положила голову на плечо Сергею, блаженно закрыла глаза, а он целовал ее в мочку уха и отодвигал мешающую ему прядь Машиных волос.

Потом увидел страдающего Гришу и что-то прошептал Маше. Та сразу открыла глаза, оценила создавшуюся обстановку и закричала:

— Все, все, все! Кончаем танцы и за стол! Все за стол!..

Победно ухмыляясь, Василий Кузьмич порылся среди пластинок, стал накручивать патефон. Благодушно спросил Сергея:

— Аккумулятор подошел?

— Аккумулятор — зверь! — ответил Сергей.

— Большое спасибо вам, Василий Кузьмич, — добавила Маша. — Вы очень Сережу выручили. Садитесь, пожалуйста. И за именинницу!..

— Сейчас, только музычку сообразим... — сказал Василий Кузьмич.

Он пустил пластинку, и из патефона полилось знаменитое, довоенное — «Ах, эти черные глаза...».

Маша в ужасе вскочила, зажала уши руками, умоляюще посмотрела на Сергея. Тот бросился к патефону, сдернул с него пластинку, положил на самый верх шкафа.

— Ты чего? — удивился Василий Кузьмич. — Не любишь?

Сергей не ответил, вернулся за стол. Маша тихо сказала:

— Простите нас, пожалуйста...

Нюська тревожно метнула на них взгляд и предложила:

— Пусть Василий Кузьмич скажет тост. Он у нас самый уважаемый гость. Мой самый-самый главный начальник! И я его жутко люблю!