Так что же, я эту гадость пила?! Ещё и ребёнку давала?!! Однако орать и что-то доказывать остальным смысла не было. Оставалось срочно вспомнить о важном деле, извиниться с милой, давным-давно отработанной улыбкой, и увести разочарованную быстрым окончанием праздника дочь. Гань Лу, должно быть, изрядно удивился, когда я примчалась к нему с выпученными глазами и потребовала рвотного. Между прочим, реальгар тут считался также проверенным средством против нечисти, так что могу себе представить, какие бы слухи пошли по дворцу, если б стало известно, что императрицу и принцессу от него рвёт. Хорошо, что лекарь Гань не из болтливых.
Тем временем мои заскучавшие сыновья затеяли перебрасываться засахаренными ягодами через свои столики, и я поняла, что официальную часть пора сворачивать. Веселье продолжится и после моего ухода, и будет, пари можно держать, куда более искренним. Кое-кто, наверное, и вовсе потом отправиться продолжать празднование куда-нибудь в винный дом, чтобы упиться в хлам уже безо всяких формальностей.
Утро после праздников, как обычно, было тихим. Каких-нибудь дел или аудиенций на это время не назначали, так что можно было встать позже обычного, неторопливо одеться и позавтракать, после чего заняться чем-нибудь бесполезным, но приятным: покормить карпов в пруду, покатать шарики с младшей дочерью, почитать наконец-то не бесконечные отчёты и доклады, а какой-нибудь занимательный рассказик или сборник стихов.
Я как раз устроилась на любимой скамейке в тени рядом с искусственным водопадом, предвкушая часик-другой безмятежного чтения, когда ко мне с поклоном подошёл один из евнухов. Не из моей личной обслуги – я знала его в лицо, но не могла вспомнить имени. Скорее всего, мне его никогда и не называли.
– Ничтожный слуга осмелится доложить…
– Да?
– Вчера вечером после окончания пира группа сановников отправилась в заведение рядом с мостом Нефритового Пояса. Вместе с ними был и господин Чжуэ Лоун.
– И что же?
– Все участники застолья напились допьяна, и когда наутро прислуга заведения убиралась после них, то нашла забытые господином Чжуэ стихи. Должно быть, они были написаны накануне вечером во время застолья. Возможно, ваше величество захочет взглянуть… Но умоляю ваше величество не гневаться, слуга всего лишь передаёт…
Да, подумала я, ознакомившись с пляшущими по листу иероглифами, должно быть, Чжуэ Лоун действительно был пьян до изумления, когда
Лучше бы я этого не читала. Говорят, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, и мне как-то не хотелось узнавать, что человек, которого я считала своим другом, действительно думает обо мне нечто подобное. Сравнение с лисой и обезьяной было ещё самым мягким из того, что там оказалось написано. Даже удивительно, сколько ругани, оказывается, можно уместить в один небольшой текст, к тому же стихотворный.
– Ваше величество, верховный командующий Гюэ просит о срочной аудиенции!
Судя по тому, как вытянулось лицо у Кея, когда он увидел стишок у меня в руках, мой глава тайной службы был в курсе происшедшего.
– Вы уже прочли, – констатировал он.
– А ты это читал? – я приподняла лист за уголок двумя пальцами.
– Нет. Но мне доложили… Он зачитывал его вслух.
– Что ж, значит, все его собутыльники уже знают, какого он мнения о моей персоне, моей личной жизни и методах правления.
– Все были пьяны, ваше величество. Сомневаюсь, что, проспавшись, они вспомнят подробности. И… он тоже был пьян. Уверен, что Лоун уже сгорает от стыда.
– Если вообще помнит, что написал, – буркнула я.
И вот что теперь делать с этим не умеющим во хмелю проглотить язык вместе с зубами пиитом? Если бы не публичное чтение, я предпочла б не делать ничего – просто перестала бы приглашать его во дворец. Но здесь, как ни крути, имеет место быть оскорбление величества, и сделать вид, будто я ничего не знаю, уже не получится. Коль скоро мне позаботились донести, я уже не смогу оставить всё между мной и Кеем. Однако рубить голову за всего лишь слова, пусть даже несправедливые и оскорбительные, всё же казалось мне чрезмерным. Тем более, что это не какой-то чужой человек, а мой хороший знакомый и друг Тайрена. Ну и наконец – поэтический дар в моих глазах тоже играл не последнюю роль. Смерть Чжуэ Лоуна серьёзно обеднит здешнюю литературу, и пусть он не единственный ныне живущий стихоплёт, никого, равного ему, я не знала.
– Я поговорю с ним. Он принесёт вам свои извинения, искупит вину любой службой. Это было помутнение рассудка, не более.
– Я сама с ним поговорю, – я поднялась. – Заодно и извинения выслушаю. Не беспокойся за него, я буду настолько мягка, насколько возможно в этой ситуации.
Кей кивнул, в его глазах читалось явное облегчение.