Сосна зимой

Собственно, на этом можно было ставить точку. Больше никто из придворных не смел обращаться ко мне с прошениями и напоминаниями о былых заслугах гуна Вэня. Более того, многие теперь утверждали, что Руэ Чжиорг уже давно вызывал у них подозрения и недоверие, которые они, правда, до недавнего времени мастерски скрывали. Но кроме столицы был ещё округ Лимису, для жителей которого гун успел сделать за короткий срок столько хорошего, были расквартированные там воинские части, которые на Руэ Чжиорга только что не молились, да и вообще он пользовался популярностью в армии, а благосклонность армии для меня была очень важна. Не проедешь же по каждому гарнизону, не ткнёшь же в нос каждому солдату доказательства. И потому мне хотелось закончить следствие эффектным жестом. Таким, чтобы сомнений не осталось действительно ни у кого.

Дворцовая тюрьма мало изменилась с тех пор, как я сама побывала в ней вынужденной постоялицей. Вообще-то сидеть в ней гуну Вэню было не по чину – туда запирали проштрафившуюся дворцовую обслугу, иногда пойманных на крупных нарушениях дисциплины наложниц, а для настоящих преступников имелась тюрьма при Судебном министерстве. Но я предпочла иметь арестанта под рукой, вполне допуская, что ему могут и побег попытаться устроить, а охранявшей его гвардии Нетупящихся мечей я доверяла куда больше, чем министерским тюремщикам. Так что теперь для встречи с поверженным врагом мне не нужно было выезжать в город.

Камера, куда поместили господина Руэ, была близнецом моей, с той лишь разницей, что меня к стене всё же не приковывали. Цепь, впрочем, выглядела достаточно длинной. Но Руэ Чжиорг всё равно сидел у самой стены на топчане, как здесь было принято, скрестив ноги по-турецки. Теперь, без роскошных одежд и чиновничьей шапки, в коричневом тюремном халате и с седым пучком, перевязанным обрывком ленты, он несколько подрастерял своё величие, но всё же продолжал выглядеть исполненным достоинства. Такими обычно изображают мудрецов, удалившихся от мира и погрузившихся в созерцание и медитацию. Глаза гуна были закрыты, и когда я вошла в камеру, он не открыл их и не пошевелился.

– Оставьте нас, – сказала я сопровождающим, присаживаясь на почтительно подставленный мне табурет. Никакой тревоги за себя я не испытывала – какой бы длины не была цепь, до двери она точно не достанет.

Служанки и евнухи вышли, и стало тихо. Руэ Чжиорг упрямо хранил неподвижность и молчание.

– Неплохо выглядите, сановник, – чтобы что-то сказать, произнесла я. Вот теперь он усмехнулся и приподнял веки.

– Ваше величество пришли, чтобы побросать камни на упавшего в колодец?

– Господин Руэ, этот колодец вы вырыли своими собственными руками. И залезли в него по доброй воле.

– Однако ж не я решился помогать тигру и устроить подлог с помощью злейших врагов империи.

– Не вам бы жаловаться. Кто-кто, а мы-то с вами знаем, что вы – не невинная жертва, и обвинения против вас справедливы. А что до подлога, – я усмехнулась, – рискнёте ли, глядя мне в глаза, утверждать, будто сами ничем подобным не занимались? Особенно когда мой покойный муж был ещё наследным принцем и с ним то и дело случались какие-то неприятности: то приглашения, которых он не посылал, то подарки, которых он не дарил…

– Они не угрожали благополучию империи, – Руэ Чжиорг по-прежнему не шевелился. – А сейчас – верите ли вы, что степные варвары не вернуться пограбить, пользуясь пожаром на нашем заднем дворе?

– А кто его разжёг? Странные у вас представления о благополучии империи, господин Руэ.

Некоторое время гун молчал. Но когда я, решив, что он уже не ответит, сама открыла рот, Вэнь всё-таки заговорил:

– Драконья кровь… Император Дай-цзан придавал ей такое значение… Но что она даёт, эта драконья кровь? Разве она делает умнее, сильнее, способнее? Дай-цзан неплохо начал, но в конце концов едва не привёл страну к полному краху. Уэн-ди мог бы выправить положение, но предпочёл ломать своё наследие, презрев почтение к предкам. А кровь вашего сына и вовсе порченная…

– Потому что он наполовину чужестранец?

– Да. Так что плохого для империи в том, чтобы отнять трон у одной семьи и отдать другой, которая распорядиться им лучше?

– Ой ли? Ладно, предположим, вы и правда неплохо смогли бы им распорядиться. Но вы не вечны, а ваш сын… Раз уж вы заговорили откровенно, то и я скажу, что думаю. Ваш сын – ничтожество. В лучшем случае посредственность. Вы и правда думаете, что он сможет нести эту ношу без вашего руководства? Руэ Шин либо растеряет всё, как Дай-цзан, либо найдёт себе нового советчика и снова начнёт делать, что ему говорят. Вы должны лучше меня знать, что происходило с государством, когда государь оказывался во власти подобных доброжелателей.

– Я нашёл бы ему хороших советников.

– Они бы передрались между собой, или их оттеснил ловкий интриган, умеющий лучше льстить и угадывать настроение императора.

– Этого мы уже не узнаем, – Руэ Чжиорг снова прикрыл глаза.