Сотник

Этого быстро не исправишь, так что из нашей веси мы их увели — Мирон непременно попробует через них нас достать. Есть где их укрыть при нужде, но сколько времени там им сидеть — неведомо. В лесу зимой с детишками тяжко придется, а главное, они нам руки связывают. У меня всего два десятка, так что не разорваться, чтоб ещё и баб охранять, а дел нам предстоит много — сейчас основное веселье только начинается. Скоро Журавль вернется. Укроешь их на это время? В долгу не останусь.

"Хм, а ведь не столько христиан товарищ Медведь спасает, сколько, пользуясь случаем, своих выводит. Пока мироныши на Моисея отвлеклись, он свои семьи в другом месте выведет и нас вроде как уже не об одолжении просит, а в обмен на спасение единоверцев. С другой стороны — и правильно. Вы бы на его месте тоже такой возможности не упустили, если бы приперло.

Вот именно — приперло его… Не может не понимать, что жизнь свою и своих людей сам нам в руки отдает. В самом деле к большой войне готовится, раз семьи эвакуирует. И только ли из-за Мирона он опасается, и сам ли так решил, или боярин, который Данила, велел? Но оцените, сэр: Моисея со товарищи он в Ратное определил, а свои семьи — к вам в крепость

…Занятный расклад у Журавля нарисовался, похоже, свою позиционную войну он проиграл. Пока он оставался на месте, то как ключ-фигура удерживал всю доску. Но стоило отлучиться…

— Укрою, конечно, место найдём, — кивнул Мишка. — Тем более, вы с Макаром породниться решили, вот его баба со сватьей и познакомится. Когда гостей ждать?

Медведь что-то прикинул про себя.

— Завтра или сегодня вечером христиане в Ратное выйдут, а дня через два — мои бабы к тебе гостевать… Вроде все… — он оперся было о колени, чтобы подняться, но передумал. — Да, вот ещё что… Славко моего прямо сейчас с собой забирайте.

Командир лешаков коротко свистнул себе через плечо и пояснил:

— Своей будущей тёще и невесте подарки от матери и сестер он из рук в руки передаст, а свата я сам должен уважить. От рода нашего.

Совершенно бесшумно из-за дерева, словно там и простоял весь разговор, появился отрок в белом балахоне с капюшоном, накинутом поверх короткого овчинного полушубка, таком же, как у отца. За спиной у него виднелся довольно объемный вещмешок: в отличие от грека, Славко к "переезду" подготовился основательно, но главное, мальчишка нес на плече лыжи, что стало для Мишки очередным сюрпризом. Не те, которые здесь были в ходу, но почти такие, на которых Ратников неоднократно катался ТАМ. Не классические спортивные, конечно: пошире, да и покороче — для леса удобнее. И палки в руках не бамбуковые.

Славко оказался немногим младше самого Мишки и держался достаточно уверенно, хотя и вежество не забывал: прислонил лыжи к дереву у края поляны и поклонился всем присутствующим. Взглянул на отца и, подчиняясь его беззвучному приказу, подошел ближе и поклонился ещё раз — теперь уже только Мишке с Макаром, достал из-за спины сверток — что-то продолговатое, тщательно упакованное в хорошо выделанный кусок шкуры, и снова вопросительно взглянул на отца.

Медведь расправил плечи и встал рядом с сыном. Макар с Мишкой тоже поднялись на ноги.

— Мы с тобой, Макар, отныне родичи, и мечам нашим друг против друга не подниматься — ибо и они побратимы, — торжественно проговорил Медведь, подталкивая вперед "медвежонка".

Славко сделал шаг вперед и с поклоном протянул на вытянутых руках свой дар. Макар бережно принял подношение и поклонился в ответ:

— Да услышат светлые боги твои слова: отныне нам в Перуновой рати стоять только плечом к плечу и никогда — супротив. Да будет так!

— Да будет так!

"Меч! Да-а, если это такой же, как мы тогда у Яруги взяли — Макар отдариваться замучается… Ничего, поможем. Это родство окупится… А лихо Медведь между Лисовинами и своими боярами вклинился. И Макара подтянул. Точно, придется мужику теперь боярином становиться".