— Я думаю, отче, для того, чтобы ты своим присутствием освятил наш договор с тем, кто на самом деле будет говорить от имени Ратного. Я не знаю, кто это — может, десятник Егор, может, церковный староста и обозный старшина Бурей. А может, и оба. Но если договор состоится, то именно твоё присутствие придаст ему силу и сделает его нерушимым. Главное — договориться.
Отец Меркурий задумчиво смотрел на Мишку и, кажется, собирался ещё что-то сказать, но в этот момент в часовню буквально ввалился поручик Василий. Чтобы Роська пренебрег приличиями и благочестием, с коим он всегда входил в храм?! Мишка встревожился, не напал ли кто на крепость, благо, желающих хоть отбавляй. К счастью, катастрофа носила несколько меньшие масштабы, хотя тоже требовала немедленного внимания сотника:
— Минь, скорее! Бурей на грека налетел — сейчас убьет! — поспешно сдергивая шапку и крестясь, выпалил с порога запыхавшийся поручик.
— Ах ты, чер… Через поле лесом в рощу! — выскакивая из часовни, Мишка чуть было не чертыхнулся, но вовремя вспомнил про священника и на ходу изобрел более "благочестивое" ругательство.
— Этого медведя без самострела не остановишь! Где они?
— В каморке, где плотники ночевали… — поспешно пояснил Роська, чуть не вприпрыжку поспевая за широко шагающим сотником.
— Не надо самострела… Словом Божьим иной раз способней, — сзади неожиданно раздался спокойный голос отца Меркурия. — А откуда тут грек взялся?
Мишка обернулся и с удивлением увидел, что монах хоть и прихрамывает, но от них не отстает. И ведь даже не запыхался!
— Да на днях приблудился, — с готовностью отрапортовал Роська. — Убежища у нас попросил. Христианин. И ученый шибко. А в самом деле он грек или нет, это ты, отче, лучше нас разберешься. Коли он ещё жив останется…
Дежурный урядник, выполняя поручение Мишки пристроить грека куда-нибудь с глаз подальше, пока не разберутся с гостями, ещё вчера отвел его в каморку плотников и, велев сидеть и не высовываться, приставил караульного. А чтобы Феофан не сильно скучал, выдал ему бутыль кальвадоса, переданную Медведем. Грек обрадовался бутыли, как родной, и затих. Караульный откровенно скучал, и все бы хорошо, но тут их идиллию нарушил Серафим Ипатьевич.
Сучок, все ещё находившийся на излечении под строгим присмотром Алены, попросил своего "друга сердешного" захватить что-то из его вещей и привезти в Ратное. Бурей не пожелал присоединиться к "экскурсии", устроенной Мишкой отцу Меркурию по крепости, и, предоставленный самому себе, вначале поговорил о чем-то с Юлькой, а потом вспомнил про поручение и поперся в эту самую каморку плотников. Караульного Бурей смел, не заметив, ввалился в помещение и…
А вот что "и", предстояло выяснить, так как из-за двери доносился только звериный рык Бурея, невнятные вскрики грека, предположительно на греческом, и шум падающих предметов обстановки. Оказавшийся поблизости от этого безобразия Роська сообразил, что до крайности натянутые отношения между Ратным и крепостью могут не выдержать дополнительной нагрузки, поэтому отдал дежурному уряднику приказ: оружие применять только в случае крайней необходимости — если жизни грека или кого-то из отроков будет угрожать непосредственная опасность, а сам рванул за Мишкой.
После такого вступления Мишка ожидал чего угодно, но не того, что увидел: отрок с самострелом корчился у стены, согнувшись в беззвучном смехе, а к приоткрытой в плотницкую "каптерку" двери приник дежурный урядник, в полной мере наслаждаясь открывшимся его взору зрелищем. Изнутри рвался бас Бурея, время от времени сопровождаемый неуверенным тенорком Феофана:
— Черный ворон! Что ж ты вьешься-а-а!
— Это что тут за циркус?! Как перед сотником стоите, ослы иерихонские! — возмутился между тем Роська, узрев такое небрежение к службе, да ещё от отроков вверенного ему взвода. — Смирна! Урядник Максим, что тут у вас происходит?!
Отроки и сами заметили прибывшее начальство и вытянулись по всей форме, одновременно безуспешно сгоняя с лиц остатки радости.
— Пьют, господин сотник! — коротко отрапортовал урядник, преданно поедая глазами Мишку. Замялся на минуту и, все-таки не сдержавшись, гыгыкнул. — И поют… А так все в порядке!
— А вы что, слова заучиваете, ослы иерихонские? — начал распаляться Роська. — Чего празднуем? Ну так я сейчас всему десятку и праздник, и песни, и плясовую устрою…
— Цыть! Пасть заткни, лягух плющеный!