— Да хватает, дядька Григорий, — Мишка отложил стило и принялся загибать пальцы. — Прежде всего, то, что Никифор Павлович мне обещал за мои придумки, которые он в дело пустит — если с тобой договоримся, я тебе тогда все подробно распишу — управляющему знать требуется, чем придется управлять, а там немало. Потом товар, что у нас в крепости делается на продажу. Если помнишь, прошлой зимой привозили мы на торг матрешек расписных, мед да свечи? Ну так это только в первый раз, посмотреть, как товар встретят, а за этот год кое-что добавилось. Доски струганые, к примеру. И ещё боярыня Анна холопок посадила вязать кружева. Товар дорогой и редкий — за него бабы косы друг у дружки рвать будут, если с умом. Опять-таки, этим она занимается, с ней и говорить придется, но не самой же ей торговые дела вести? И это не все — есть и такое, что не в Турове продавать, а в Киев, а то и куда дальше отвезти не стыдно. Вот через тебя вся эта торговля и пойдет. Через Никифорово товарищество, само собой, но под твоим управлением, как доверенного от Лисовинов.
— А Никифор согласится? Да и с боярином Корнеем переговорить бы… — после паузы, потребовавшейся, чтобы прожевать и оценить услышанное, Григорий вопросительно посмотрел на Мишку. — Не скрою, заманчиво… Но ведь и раздор промеж своих — не дело.
— Согласится, — Мишка придавил собеседника тяжелым взглядом. — Есть у меня для него слово заветное. Пусть дядька Никифор общими вопросами занимается — он тоже замахнулся не по-малому, ему на все не разорваться. Так что уговорим… по-семейному. И к деду тогда вместе пойдём.
— Да-а, правду Семен сказал… Ну так он ни разу ещё не ошибался… — непонятно протянул Григорий. — Что ж, боярич, ежели ты ко мне с доверием, то и я не лаптем пришибленный, чтобы не понять, с какой стороны редьку надкусывать. Согласен!
Дед слушал рассказ внука о разговоре с купцом с интересом, возрастающим по мере повествования, а в конце у Корнея и вовсе глаза загорелись.