Сотник

— Погодь, Андрюха, башку ему ты потом оторвешь. А пока с тобой решим. Негоже невенчанному. И перед родней новой неудобно. Тут все свои собрались, вот и того — как положено, давай… Арина! — рыкнул Корней, поднимая глаза на бабский стол. — Иди сюда!

Что там творилось на душе у молодой женщины — неведомо, но поднялась из-за стола она так, как будто всё заранее отрепетировала с воеводой. Спокойно, с чувством собственного достоинства и не опуская глаз прошла к столу и встала напротив возвышающихся надо всеми Корнеем и Андреем.

— Звал, Кирилл Агеевич?

Мишка невольно восхитился — владела собой Арина великолепно! Наверняка эмоции переполняли ее через край, но даже голосом молодая женщина их не выдала.

Никифор вдруг отчетливо икнул, но на него уже никто не смотрел.

— Андрюху ты и без слов понимаешь. Но для всех я за него спрашиваю, — провозгласил Корней, — согласна ли ты стать женой Андрея Кирилловича Лисовина и венчаться с ним в церкви?

Вот тут она не выдержала — коротко взглянула на Андрея, замершего по правую руку от Корнея, что-то прочитала в его глазах, вспыхнула, кивнула, но тут же опомнилась и, отвесив ещё один поясной поклон, спокойно и уверенно проговорила:

— Согласна, Кирилл Агеевич. С радостью.

Никифор выдохнул и, кажется, забыл вдохнуть — так и сидел, налившись краской и выпучив глаза, пока Григорий, не меняя благостного выражения лица, с которым взирал на свою племянницу, не пхнул его локтем в бок.

— Значит, надо благословения родителей просить, — сообщил очевидное довольный Корней. Подмигнул обалдевшему Андрею и пророкотал:

— Вот… А то бы ты ещё сколько телился? Бери дев… бабу свою за руку и иди к ее дядьям — вот они тут сидят. А скажу все за тебя я. Вместе благословения у них просить будем!

И первый полез из-за стола, решительно вытаскивая за собой Немого.

Надо отдать должное Никифору: он все-таки справился с собой и радушно поздравил и приятеля, и Корнея с Андреем, после того как Григорий и Путята, благословив молодых, выпили за их здоровье и новую родню и обменялись с Корнеем взаимными заверениями, что отныне купец и его род навечно породнились с Лисовинами. Обнял Никеша "нового родича" и своего старого компаньона с явным желанием слегка его придушить в объятиях, но купец Григорий на слабосильного задохлика не походил и ответил не менее "страстно", так что обошлось без жертв. О чем после этого говорили компаньоны, Мишка не расслышал, так как сразу после давно ожидаемого сватовства начался следующий номер программы: к Корнею обратился Макар.

— Дозволь и мне тебя просить, сотник! — наставник вышел из-за стола, встал перед Корнеем, не успевшим после всех церемоний вернуться на своё место, и отвесил ему низкий поклон. — Не откажи…

— Проси, Макар! День у меня сегодня радостный выдался — и сына Бог послал, и сам женюсь, и Андрюху просватал! — торжественно провозгласил дед во всеуслышание. — Господь заповедовал делиться радостью.

И после короткой паузы, со значением оглядев присутствующих, веско добавил:

— Тем более, ты нам теперь тоже родня. По крестнику твоему.

Мишка перехватил веселый взгляд Егора и слегка кивнул десятнику. Лука не икнул, как давеча Никифор, но, похоже, эта новость для него стала не менее неожиданной, чем предыдущая для купца. Говорун переглянулся с Рябым и Игнатом и насторожился, а Игнат приосанился. Фома протрезвел от злости и вперился взглядом в спину Макара, будто хотел прожечь на нем дыру, Данила залпом хватанул кружку пива и стиснул зубы, чтобы не застонать вслух. Глеб преданно ел глазами сотника.

Макар покосился на Мишку и бухнул, словно ныряя в омут с головой:

— Раз уж сегодня речь о свадьбах, то и моя просьба того же касается. Любаву мою просватали. Но замуж ей ещё рано — года не вышли, да и зять в отроках пока. Однако сват мой сына мне доверил и разрешил его крестить. Я просил сотника Михаила Лисовина принять его в Академию Архангела Михаила, и он на то дал свое согласие. Крестить же моего будущего зятя хочу в ратнинской церкви. В крёстные ему согласился пойти десятник Егор, а крёстной сговорили жену десятника Игната, Анфису, но требуется и твое согласие, как боярина Погорынского. Не откажи.

— Кхе… — Корней, торжественно выслушавший речь Макара, вероятно, одну из самых продолжительных в жизни наставника, во всяком случае, на Мишкиной памяти, расправил усы и приосанился. — Дело хорошее. В Погорынье у нас нынче чужих быть не должно, и родниться с соседями лучше, чем воевать… — он повернулся в сторону невозмутимого, как изваяние, отца Меркурия. — Что скажешь, отче? Ты с отроком уже беседовал?

— Да, архонт. Я говорил с отроком. Он прилежно изучает основы веры и во благовремение будет готов принять святое крещение, — спокойно кивнул священник.

— Тогда так тому и быть! — довольный Корней разгладил усы. — Передай свату: боярин свое согласие дает. А если до свадьбы твоей Любавы доживу, так посаженным отцом ей стану. Или Михайла за меня… Ну, — обернулся воевода к присутствующим, — все свадьбы сговорены или ещё кого оженить требуется?