В действительности ситуация следующая. Помимо упомянутого миллиона любителей есть несколько тысяч профессионалов, чьи стихи можно считать качественными, т. е. достойными публикации в нескольких толстых журналах, главным из которых традиционно считается «Новый мир», и книжных сериях профильных издательств. В реальности авторов, которые в них постоянно или изредка публикуются, несколько сотен. Из них около двух десятков тех, кого можно назвать «живыми классиками». Даже у самых признанных поэтов книги выходят тиражами от 500 до 1000 экземпляров. Даже они вынуждены порой издаваться за свой счёт – что уж говорить об остальных. Эта ситуация не уникальна. Так же дело обстоит и с поэтами Европы и США, так же было и во времена Пушкина. Счастливым исключением стала эпоха шестидесятников, когда Евгений Евтушенко собирал стадионы и издавался миллионными тиражами. Можно сказать, что по формальным показателям это самый популярный автор в истории мировой поэзии – парадокс, конечно, но это так.
Отдельно существует эстрадная поэзия: тот случай, когда стихи не столько читаются в виде текста, сколько исполняются в виде эмоционального перформанса. Современные видеоблоги весьма способствуют распространению и популярности такого рода поэзии. Художественный уровень здесь обычно невысок, залогом успеха скорее становятся актёрские способности. И если считать полноценной поэзией то, что делается в поп-музыке, роке, рэпе и бардовской песне, то это ещё одна большая и часто денежная ниша – иногда это вполне достойные тексты. И например, Боб Дилан свою Нобелевскую премию по литературе уже получил.
Хотя, честно говоря, лучше бы её присудили Олегу Чухонцеву.
Широкая публика знает имена Вознесенского и Евтушенко. Но вряд ли треть из тех, кому знакомы фамилии наших шестидесятников, назовёт фамилию Чухонцева. Меж тем, он начинал с ними. Более того, его можно назвать последним шестидесятником. Может быть, самым значимым из всех.
Однако его тихий поэтический голос, неприспособленный для эстрадных микрофонов, сумели расслышать только в наше время. Ещё несколько лет назад мне, например, фамилия Чухонцева была в новинку. Впервые об Олеге Чухонцеве довелось услышать от профессора Литературного института Владимира Смирнова. Прозвучало стихотворение «Кые-Кые» про юродивого, толкающего перед собой тележку. Но больше, чем само произведение — поразили слова профессора о том, что «это самое великое стихотворение за последние полвека».
С тех пор прошло не так много времени, но имя Чухонцева постепенно приходит к широкому читателю. Его мистическое стихотворение о встрече с умершими родителями «и дверь впотьмах привычную толкнул» – даже вошло в пробный ЕГЭ этого года.
«Слава богу, он есть, слава богу, он с нами», — сказала о Чухонцеве Алла Демидова. Но по-прежнему поэт закрыт и непубличен. Не даёт интервью. Живёт в маленьком переделкинском домике.
Но корреспонденту «КП» удавалось встретиться с Чухонцевым несколько раз, во время форумов молодых писателей в Липках.
Я непрофессиональный стихотворец
Пришёл ко мне как-то слесарь чинить водопровод. Спросил, кто я по профессии. Я сдуру ответил: «поэт». «И что же ты написал», - спрашивает слесарь? «Евгения Онегина», «Тёркина?» С тех пор я не говорю, что поэт. Я непрофессиональный стихотворец, но не в плане стиха, а в том, что не зарабатываю поэзией. Непрофессионалами были Лермонтов и Фет. Профессионалами был Блок, Некрасов, Пушкин. А если из современных поэтов – то Резник.
Маршак говорил мне: не отдавайте ни одной строчки забесплатно. Но я нарушил его завет. Я осознал, если хочешь сделать что-то качественное, нужно забыть, что с этого можно что-то иметь.
Дневников никогда не вёл
Человек я несерьёзный и в этом моя беда. В школе занимался в спортивной школе, хотел карьеру связать со спортом, но поскольку я был гимнастом и акробатом, у меня вытянулись руки-ноги и силовые элементы я делать не смог. Стихами занялся на спор, где-то в середине девятого класса. Это очень поздно для поэта. Из-за своей несерьёзности, дневники я никогда не вёл. Но зато вёл записные книжки, куда записывал всё то, что меня поразило. Скопился целый чемодан таких книжек. Но за несколько лет, что я живу между Москвой и Переделкино, чемодан пропал. Наверное, его унесли рабочие. Чемодан был хороший, фибровый, с металлическими уголками. Я проездил на нём в электричках всю свою студенческую юность. На нём было удобно ездить в толкучке электричек, где вечно нет места.
Если бы я написал книгу воспоминаний, это были бы воспоминания не обо мне, а о Слуцком
Я не очень верю в литературные мемуары. Мне кажется, это удел писателей третьей руки. Сложно представить себе мемуары Пушкина, Блока, Толстого… Они сказали всё своё в творчестве.