Сотворение мифа

Его инициатива не имела продолжения. Пётр непременно желал видеть в авторах русской истории кого-нибудь из своих подданных. Но даже составление краткого исторического очерка столкнулось с необоримыми трудностями. Составленное в 1716–1718 годах в посольской канцелярии подьячим Иваном Юрьевым извлечение из Степенной книги было оставлено без внимания, поскольку обрывалось, как и оригинал, на 1563 годе. Феофан Прокопович в 1720 году взялся поправить дело, для чего издал «Родословную роспись князей и царей». Книга стоила ему больших трудов, однако «сама по себе ничего не стоила», как выразился о ней позднее архиепископ Филарет (Гумилевский).

3 мая 1722 года обер-прокурор Сената Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев донёс Синоду о царском поручении: «Императорское величество указал мне сочинить книгу летописец, и того ради ваше святейшество прошу, дабы изволили приказать прислать ко мне для оного дела писца, который бы мог писать правописательно». Больше об этом деле ничего не известно, а в следующем году Писарев впал в немилость.

После возвращения из Персидского похода в 1723 году царь лично составляет план будущего исследования русской истории (условное название по первым словам рукописи — «Генеральная история и описание российского государства»).

К древней истории России относятся следующие пункты: «1) доброе известие о начале, преселении и вселении, о войнах, о вере и службе Божией древних людей. 2) История о правительстве древних владетелей, как они правительствовали наследственне и избранием и как они пришли в христианскую [веру]. 3) Житие, дела, портреты, посольства, союзы, браки и надписи на гробах древних царей блаженной памяти доныне; когда и как и сколь долго они государствовали, где они погребены… 9) История народу о начале и происхождении всякого народа, о розном их языке, о буквах и писании их, о природе, нравах, обычаях или обыкновении и одеянии их стародавном».

В помощь будущему историку велено «искать в библиотеках, монастырях, архивах и в канцеляриях в Москве, Киеве, Володимерове и Чернигове, такожде в домах знатнейших господ, которые губернаторами в провинциях или где посланниками были, дабы тем возможно было найти древние хроники или летописания об известиях письменных или печатных».

По злой иронии судьбы, незадолго перед тем умер единственный человек, который мог бы взяться за выполнение царского проекта, поскольку по своему почину уже составил сжатое изложение русской истории. Звали его Алексей Ильич Манкиев. Как знаток нескольких языков (латинского, польского, шведского и, возможно, итальянского) он в 1700 году был определён секретарём в посольство князя Андрея Яковлевича Хилкова к шведскому королю Карлу XII. С началом Северной войны русские послы были задержаны в Стокгольме.

Потянулись долгие годы шведского плена. Находясь официально под домашним арестом, князь Хилков и его секретарь сохраняли связи с русскими пленными и поддерживали тайную переписку с российским правительством. По словам Манкиева, он «время всуе не ронил».

В 1713 году послов переводят под надзор в крепость города Вестерос. Библиотека городской гимназии привлекает внимание Манкиева богатым собранием книг — западноевропейских и русских, приобретённых шведским дипломатом и востоковедом Юханом Габриэлем Спарвенфельдом во время его пребывания в Москве в 1682–1684 годах.

Ознакомившись с этой коллекцией, Манкиев решает сам заняться историческими разысканиями. Конечно, положение пленника не предполагало к написанию обширного труда. Манкиев ограничивает себя задачей создания краткого очерка — «Ядро российской истории».

Работа над ним занимает два года. В 1715 году, исчерпав доступные источники и доведя повествование до царствования Петра, Манкиев ставит в рукописи завершающую точку: «будучи в Швеции в плену под жестоким арестом, едва вышеписанное, по объявлению, сыскать мог, а больше известий и записок не имея, принужденным нахожуся перо покинуть».

Книга Манкиева была призвана утвердить историческое достоинство России, равночестность её истории историческому пути других государств и народов. Манкиев без устали опровергает наветы и заблуждения западноевропейских писателей о происхождении славян и русского народа. Особенно он восстаёт против Петра Петрея, который, по его словам, «во всех своих книгах народ русский без чистой совести и срама ругает».

Варяжество шведов представляется ему чистым вздором. Варягов он без малейших колебаний размещает на южном берегу Балтийского моря: «Какой тот народ был варяги, и где их селидьба была, все землеописатели в том согласуются, что варяги усадьбы свои имели по берегу моря Балтийского, которые русские Варяжским от того называют, где ныне ижора, лифлянды, курлянды, жмудь, прусы и проч.»