Совершенно не обязательные смерти

Лейла подбегает к нам, вся раскрасневшаяся. Стряхивает влагу с «конского» хвоста и убирает волосы в высокий пучок. Лицо, словно пушком, покрыто капельками пота. Несмотря на холод, на ней надеты шорты.

– Отлично побегала, – говорит она, присаживаясь на уступ лицом к горе. – А вы бегаете?

– Иногда, – говорю я.

Лейла улыбается.

– А я не слишком люблю спорт. – Кэтлин глядит на Лейлу. – Бегать просто так – это не по мне. Вот если бегать от кого-то…

– Например, от Лона? – предполагает Лейла, и Кэтлин смеется:

– Нет, от него бы я бегать не стала. Во всяком случае, пока. Он мне нравится.

Кэтлин светится от счастья, но в то же время она смущена. Она впервые поделилась с Лейлой чем-то очень важным. Но та почему-то не слишком рада.

– А ты нравишься ему, – говорит Лейла. Выражение ее лица странное, непроницаемое. Словно маска.

Какое-то время мы молчим.

– Виски с колой будешь? – спрашивает Кэтлин.

– Нет, спасибо. Мне и без выпивки хватает приключений.

Лейла многозначительно вскидывает брови, явно на что-то намекая. Вот только мы понятия не имеем на что.

– Каких приключений? – недоуменно смотрит на нее Кэтлин.

– Баллифран… А знаешь, пожалуй, я все-таки выпью. Спасибо, Кэтлин.

Лейла делает глоток и возвращает ей бутылку.

– Так что там с Баллифраном? – Мне не терпится услышать продолжение.

– Баллифран не такой… Он не похож на реальный мир. Я, конечно, мало где бывала, но телевизор-то у нас есть. И, судя по тому, что в нем показывают, нам не очень-то повезло.

– И Интернет здесь ужасный, – говорю я. – Уна вчера отправила мне гифку, так она пятнадцать минут загружалась. Невозможно столько ждать.

– Ну не знаю, – задумчиво произносит Кэтлин. – Зато здесь природа красивая. И мы живем в замке.

Из сумки Кэтлин раздается протяжный свист.

– Лон? – спрашивает Лейла.

Я киваю:

– Кто же еще! Господи боже.

Кэтлин отходит в сторону, держа телефон на вытянутой руке, чтобы поймать сигнал.

– А Брайан в курсе? – вдруг поворачивается ко мне Лейла.

– В курсе чего?

– Что Кэтлин встречается с Лоном.

– Нет. Это его не касается.

– Мне кажется, стоит ему рассказать, – говорит Лейла. – Просто на всякий случай.

Я снова делаю глоток из бутылки виски с колой. Вкус сладкий, острый, землистый. Не уверена, что мне нравится, но я хочу еще.

– Итак, Уна, значит? – спрашивает Лейла с лукавой улыбкой.

– В каком смысле?

– Ничего. – Ее улыбка становится шире. – Пока.

У нее куча вопросов, которые она, впрочем, не спешит задавать. Но, наверное, так и заводят друзей. Я бы тоже сходила с ума от любопытства, если бы всю жизнь прожила в маленькой деревне и туда внезапно приехали новые люди.

Когда Кэтлин возвращается, Лейла уводит нас в горы, на небольшое плато, где летом собираются люди.

– Под людьми следует понимать меня, моих братьев и, может быть, парочку Коллинзов, – поясняет она.

– Тут круто, – говорю я, вглядываясь в темнеющие внизу деревья. – Можно подумать, что внизу океан.

– Вот только нырять не стоит, – смеется Лейла.

– Как там Лон? – спрашиваю Кэтлин.

– Нормально. Хотел узнать, нормально ли я добралась до дома. Я сказала ему, что уже в замке, чтобы он не волновался.

– Правильно, – говорит Лейла. Кэтлин удивленно смотрит на нее. – Ты же не хочешь, чтобы он волновался?

– Не хочу, – осторожно отвечает Кэтлин. – Для этого пока слишком рано.

– Пока, – эхом повторяет Лейла. И снова эта улыбка на ее лице.

Может, ей тоже нравится Лон?

Разговор об этом заходит позже, когда мы идем к замку в сгущающихся сумерках.

– Не удивлюсь, если так, – кивает Кэтлин. – В Баллифране мало годных парней.

– И двое из них – ее братья. Остаются только Эдди и Лон. Если, конечно, Лейла не би. Ты же не станешь из-за этого переживать?

– Еще чего! Лону-то я нравлюсь. – На лице Кэтлин широкая, полная надежды улыбка.

– Разумеется нравишься. Ты невероятная.

– Да, я такая, – соглашается Кэтлин и дает «пять» растущему у дороги дереву. – Но это не значит, что все от меня в восторге. У нас свобода воли и всё такое. Это что-то вроде секс-лотереи.

– Спешу напомнить, что мне Лон категорически не нравится.

На самом деле, я много чего могу сказать на его счет, но не хочу портить момент. Кэтлин светится от счастья, когда думает о нем. А потом дорога поворачивает, и мы буквально прирастаем к земле.

Перед нами, широко раскинув лапы, лежит мертвая лиса. Красное на сером и зеленом, на синем и фиолетовом.

До этого дня я видела лис только в книгах, на фотографиях и по телевизору. У этой мех ярко-рыжий. Как закат. Как осенние листья. Лапы черные, на хвосте белая кисточка. Местами мех пропитался кровью и побурел. Над ней не жужжат мухи. Грудная клетка вскрыта, спутанные внутренности выворочены. Судя по всему, это сделали недавно.

Кэтлин стоит неподвижно, словно окаменев. Я сажусь на корточки рядом с мертвой лисой и принимаюсь высматривать и вынюхивать.

Подсвечиваю фонариком, чтобы разглядеть все в подробностях.

Не знаю, что заставляет меня делать это. Но я не могу иначе. Что-то не так с этой лисой, и дело не в том, что с ней жестоко расправились.

У меня перед глазами распростертое на земле обгоревшее тело отца.

– Мэдлин, – окликает меня Кэтлин. А потом еще раз: – Мэдди?