Совет юстиции

Доктор, который ежедневно навещал его, оказался приятным и умным собеседником. В некотором смысле он заменил Джорджу начальника Уондзуортской тюрьмы, поскольку глава Челмсфорда был человеком сдержанным и ни на йоту не отступал от тюремных правил. Как-то раз Манфред поведал доктору о том, что думает о защитниках «Рациональной веры».

— Но зачем же в таком случае вы завещали им такую огромную сумму?! — воскликнул изумленный медик.

— Потому что больше всего я не люблю недалеких, ограниченных и глупых людей, — загадочно ответил заключенный. — Этот Суини… — продолжил он.

— Как вы узнали про Суини? — поинтересовался доктор.

— Слухами земля полнится, — беспечно отвечал Манфред. — О Суини известно не только в Англии. К тому же я знаю все обо всех.

— Как насчет меня, например? — Доктор лукаво посмотрел на заключенного.

— Насчет вас, — многозначительно повторил Манфред. — С того дня, как вы окончили Клифтонский колледж, до того как женились на младшей дочери мистера Арбакла из Чертси…

— Боже правый! — не сдержав изумления, воскликнул доктор.

— Я достаточно долгое время изучал рабочий персонал тюрем, расположенных вблизи Лондона, — пояснил Манфред. — Вас это удивляет?

— Пожалуй, что нет, — ответил его собеседник, и все же было видно, что это произвело на него сильное впечатление.

Жизнь Манфреда в Челмсфорде мало чем отличалась от жизни в Уондзуорте. Дни его были заполнены той же тюремной рутиной: прогулки строго по расписанию, визиты начальника тюрьмы, доктора и священника.

В одном Манфред был тверд: он отказывался от любой духовной помощи и не посещал служб. О своем отношении к религии он прямо заявил тюремному священнику, чем поверг его в необычайное изумление.

— Вам неизвестно мое вероисповедание, — сказал Манфред, — потому что я отказался сообщать об этом кому-либо. Но я уверен, что вы все равно не стали бы стараться обратить меня в свою веру или изменить мои давно устоявшиеся убеждения.

— Что же это за убеждения? — поинтересовался священник.

— Это моя самая большая тайна, — ответил Манфред. — И делить ее я не намерен ни с одним человеком.

— Но вы же не можете умереть, как язычник! — в ужасе воскликнул служитель церкви.

— Главное — с какой точки зрения посмотреть на это, — спокойно возразил смертник. — И меня полностью удовлетворяет моя позиция. Кроме того, — добавил он, — я пока что не собираюсь умирать. Поэтому мне вдвойне неприятно принимать от доброго человека сочувствие и заботу, которые сейчас мне ни к чему.

Тюремного лекаря Манфред постоянно поражал тем, что то и дело упоминал новости, которые он узнавал каким-то совершенно непостижимым образом.

— Я просто диву даюсь, сэр, откуда он все знает, — признался медик тюремному начальнику. — Люди, которые его охраняют…

— Вне подозрений, — отрубил тот.

— И газет он не получает?

— Нет, только книги. На днях он попросил «Три месяца в Марокко». Сказал, что начал ее в Уондзуорте и хочет дочитать. Я выполнил его просьбу.

За три дня до намеченной казни начальник тюрьмы сообщил, что, несмотря на петицию, министр внутренних дел не нашел оснований для смягчения приговора.

— Я и не рассчитывал на помилование, — ровным, лишенным всякой интонации голосом ответил Манфред.

Большую часть времени заключенный посвящал разговорам с двумя надзирателями. Обостренное чувство долга заставляло их отвечать на его вопросы односложно, но они с большим интересом слушали его рассказы о самых невероятных уголках мира. Со своей стороны они, как могли, помогали ему коротать время, и он был благодарен им за молчаливую сдержанность.

— Вы — Перкинс, — однажды сказал Манфред, обращаясь к одному из них.

— Да, — ответил надзиратель.

— А вы — Франклин? — спросил он другого, и тот ответил утвердительно. Манфред кивнул. — Когда я буду на свободе, — сказал он, — я найду способ отблагодарить вас за вашу образцовую терпеливость.

В понедельник (казнь была назначена шерифом графства на вторник) на прогулке он заметил во дворе человека в гражданском и узнал его. Вернувшись в камеру, Манфред попросил позвать начальника тюрьмы.

— Я бы хотел встретиться с мистером Джессеном, — сказал он, когда тот вошел, но начальник тюрьмы заколебался. Тогда Манфред попросил: — Вы не могли бы передать мою просьбу министру внутренних дел по телеграфу? — И тюремщик пообещал, что выполнит просьбу.

К его удивлению, ответ пришел незамедлительно: министр встречу разрешил.

Зайдя в камеру, Джессен вежливо кивнул сидящему на краешке кровати человеку.

— Мне нужно поговорить с вами, Джессен, — обратился к нему Манфред и жестом пригласил его сесть. — Я хочу раз и навсегда покончить с делом Старкье.

Джессен улыбнулся.

— Тут нечего объяснять, приговор ему был подписан царем, и у меня было его личное указание на этот счет. Так что, повесив его, я лишь сделал свою работу.

— И все же вы могли подумать, — произнес Манфред, — что мы взяли вас для этой работы, потому что…

— Я знаю, почему вы взяли меня, — спокойно ответил Джессен. — Старкье и Франсуа нарушили закон и были приговорены по закону, а вы караете только тех, кого закон обошел.