Прежде всего – о структуре романа. В оригинале текст разбит на сто девять глав, завершающихся эпилогом[1244]
. В переводе композиция нарушена: появилась часть первая, состоящая из сорока одной главы, и часть вторая – из двадцати одной главы и эпилога[1245].Вот как называются главы в оригинале:
<…>[1246]
В переводе главы имеют следующие названия:
<…>[1247]
При анализе композиции романа совершенно очевидно, что границы глав не совпадают, подчас главы переставлены местами, часто несколько глав слиты в одну (например, в оригинале есть главы 36-я «Люди-мухи», 37-я «Может быть, провокатор?», 38-я «Связка книг». В переводе они составляют одну главу 29-ю «Люди-мухи»). Некоторые главы вообще отсутствуют (например, глава 61-я «Гелиотроп и йодоформ»). Немало глав превратилось в упрощенный пересказ (например, глава 44-я «Предпраздничный визит», кратко изложенная в 32-й главе перевода «Первый поцелуй», или глава 10-я «У вегетарианцев», которая вместилась в один абзац, вошедший в главу 9-ю «Тринадцать медалистов»). Многие главы адаптированы настолько, что напоминают «с живой картины список бледный».
В названиях сохранившихся глав встречаются досадные неточности. Так, глава 1-я «Давай меняться!» получила нейтральную форму «Обмен». Между тем Шолом-Алейхем очень точно выбирал заголовки: как правило, они повторяются в тексте в виде рефрена, а иногда и завершают главу, подводя ее итоги. Отсюда и стилистическая погрешность в названии главы 2-й. Вместо «Они поменялись» – «Сделка состоялась». Думается, слово «Сделка» абсолютно чужеродно в данном контексте. А глава 60-я «В волчьей пасти» (буквально – «В зубах волка») стала называться «У волка в лапах».
Аналогичные недочеты типичны не только для названий глав, но и для всего перевода вообще. Обратимся, для примера, к тексту главы «Рехнулся» (31-я в оригинале, 26-я в переводе):
«Сарра Шапиро не прогадала, поручив именно Тумаркину поговорить с квартирантом, – кто бы еще, не будучи сватом, взялся вести разговор о столь „деликатной материи"?
У Тумаркина, как только он услышал от Сарры Шапиро, в чем заключается поручение, глазки забегали, словно мышки. Быстро-быстро накручивая на палец прядки волос, он принялся убеждать Сарру, чтобы она не тревожилась: уж кто-кто, а он-то наверняка сумеет объясниться с Рабиновичем.
– Только деликатно, дипломатично, – раз двадцать внушала ему Сарра, – и тихонько, никто чтоб не слышал.
– Дипломатично, дипломатично, – вторил он ей, не вникая в собственные слова. Ему не терпелось сейчас же встретиться с Рабиновичем, потолковать с ним незамедлительно, сию минуту. Но Сарра его удерживала, снова и снова втолковывая, что говорить и как говорить, потому что это ведь не игрушка, это „деликатная материя"…
– Деликатная материя, – повторял за нею Тумаркин громко, в полный голос.
– Шшш… не кричите так громко, что это вы разоряетесь? Будто собираетесь нас облагодетельствовать, – урезонивала его Сарра. – Помните же, по секрету, чтоб ни одна душа не проведала!
Тумаркин повторял за нею каждое слово и все порывался уйти.
– Чтобы ни одна душа не проведала…
– Ни даже птица!
– Ни даже птица…
– Что это у вас за манера, – напустилась на него Сарра, – повторять слова, как попугай?
– Как попугай… – подхватил он, но тут же осекся. – Можете положиться на меня. Будьте уверены. Все будет в порядке. Все будет прекрасно. Все будет отлично.
И Тумаркин направился к Рабиновичу для беседы – секретной, дипломатической.
Последнее время они так сдружились, что виделись почти через день. Они даже настолько сблизились, что перешли на „ты".
– Послушай-ка, – сразу же начал Тумаркин, вваливаясь в комнатушку Рабиновича, где тот писал письмо за расшатанным столиком, – послушай-ка, что я тебе скажу… Только брось свою писанину, прикрой как следует дверь, да садись на свой стул вот сюда, к окошку. А я примощусь на койке, напротив тебя, чтобы мне лицезреть твою физиономию, потому что у меня к тебе важное дело, секрет…
Услышав „Секрет", Рабинович побледнел… Ему прежде всего пришло в голову: „Узнали, кто я такой". Но, будучи не из робких, он поднялся, притворил дверь, тряхнул шевелюрой и сел напротив товарища, лицом к лицу.
– Секрет? – Расскажи, послушаем, что там у тебя за секреты.
Тумаркин принялся по своему обыкновению быстро-быстро листать книгу, которую держал в руке, потому что он, когда говорит, должен что-нибудь делать руками, и приступил к делу прямо, без всяких околичностей:
– Отвечай только на вопросы. Ты любишь дочку хозяйки, а дочка хозяйки любит тебя – так чего же тут выматывать Душу?»
В переводе глава «Рехнулся» начинается так:
«Тумаркин, принявший на себя роль дипломатического представителя Сарры Шапиро, в один из ближайших дней пришел к Рабиновичу и приступил к исполнению своей „деликатной миссии" несколько своеобразно:
– Слушай! – сказал он Рабиновичу, с которым за последнее время окончательно сдружился и перешел даже на „ты“. – Садись, пожалуйста, я должен поговорить с тобой серьезно и конфиденциально!