Два отмеченных выше и никак не связанных между собой события – организация этнографического музея в Ленинграде и провозглашение ЕАО на Дальнем Востоке – способствовали, несомненно, возникновению идеи: иметь в структуре ГМЭ отдельное подразделение, нацеленное на создание экспозиции, которая продемонстрировала бы «достижения ленинско-сталинской национальной политики» среди советских евреев, и прежде всего важнейшее из них – ЕАО. Такая экспозиция, построенная в соответствии с директивами Первого Всероссийского музейного съезда 1932 года, прекрасно вписывалась в концепцию нового музея.
Судя по всему, впервые идея официально прозвучала в октябре 1934 года на заседании Ленинградского отделения ОЗЕТа при участии почетных членов этого общества – востоковеда Дмитрия Позднеева и историка философии Семена Грузенберга, а также заведующего Отделом народов Белоруссии ГМЭ Антона Супинского[422]
. По результатам заседания ЛенОЗЕТ обратился с предложением «о создании Биробиджанского отдела при музее» к члену коллегии Наркомпроса Феликсу Кону. На встрече Кона с директором ГМЭ Павлом Воробьевым было решено, что музей «возбудит об этом ходатайство перед Наркомпросом»[423].Таким образом, изначально предполагалось, что музейная репрезентация еврейского хозяйственного и культурного строительства в СССР будет связана в первую очередь с новым «еврейским национальным государством», как назвал ЕАО председатель ЦИК Михаил Калинин в 1934 году на встрече с рабочими московских предприятий и работниками еврейской печати. «Всесоюзный староста» также заявил тогда, что «образование такой области в наших условиях есть единственный способ нормального государственного развития национальности» и «лет через десять Биробиджан будет важнейшим, если не единственным, хранителем еврейской социалистической национальной культуры»[424]
.Позднеев, как и ряд других российских востоковедов, выступал активным сторонником биробиджанского проекта. В одной из своих статей он писал:
9 февраля 1937 г. исполнилась годовщина одного из крупных, радостных и знаменательных событий в истории ЕАО – посещения Биробиджана сотрудником гениального т. Сталина, железным наркомом пути тов. Кагановичем. В блестящей 2-х часовой речи на собрании городского и областного партийного актива столицы ЕАО тов. Каганович начертил целую программу соцстроительства области и между прочим высказал мысль о необходимости скорейшего созыва в Биробиджане научной конференции по еврейскому языку[425]
.Судя по другим статьям Позднеева, опубликованным и неопубликованным, он считал, что создание ЕАО будет способствовать экономическому развитию края, богатого полезными ископаемыми, и в то же время послужит решению «еврейского вопроса», то есть обретению евреями собственной территории и государственности[426]
.Несмотря на столь очевидную, казалось бы, политическую актуальность, выдвинутая ЛенОЗЕТом идея погрязла в бюрократической трясине: «Дело тянулось два года до ноября 1936 г., когда оно почему-то опять всплыло и возник вопрос… о создании еврейской секции в составе белорусского отдела»[427]
. Скорее всего, подчинение секции именно этому отделу носило относительно случайный характер и определялось субъективными обстоятельствами – личным знакомством Позднеева с возглавлявшим этот отдел Супинским. Последний к тому же интересовался еврейской этнографией, а отчасти и деятельностью ОЗЕТа.На сей раз дело действительно сдвинулось с мертвой точки, а профессор Позднеев получил должность консультанта ГМЭ с возложением на него обязанностей по подготовке к открытию еврейской секции. В начале 1937 года новоназначенный консультант направил музейному руководству записку на пяти страницах, в которой поделился «несколькими соображениями по поводу дальнейшей работы еврейской секции», а также ее административного статуса[428]
. Вместо секции при Отделе народов Белоруссии он предлагал организовать полноправный еврейский отдел[429]. Однако по уставу ГМЭ отделы полагались только национальностям, имевшим собственные республики в составе СССР. На это Позднеев возражал, что «данный вопрос определяется фактической важностью народности для музея, а не титулами объектов изучения и показа, тем более что преобразование Еврейской автономной области в республику, вероятно, недалеко»[430]. Далее, демонстрируя тонкое политическое чутье, он приводил вполне основательные аргументы за создание именно еврейского отдела: