Современная жрица Изиды

Не понимаю — зачмъ г-ж Желиховской понадобилось называть ее графиней: она графиней никогда не была и не принадлежала къ числу особъ, противузаконно присвоивающихъ какіе-либо титулы и отличія. У нея были отличія, въ вид настоящихъ дипломовъ на ученыя и иныя почетныя званія (а это большая рдкость для французской женщины); она сотрудничала во многихъ періодическихъ изданіяхъ и оставила посл себя интересныя сочиненія: «Женщина и воспитаніе», «Призваніе женщины», «Деревенская женщина въ Париж», этюдъ «о заработной плат женщинъ» и т. д. Но она не только не кичилась своими отличіями и трудами, а краснла какъ пансіонерка и не знала, куда дваться, когда кто-либо упоминалъ о нихъ. Она всецло отдавала свою душу, свое время и свои средства добрымъ дламъ, и въ этой дятельности ея врный другъ, m-me де-Морсье, являлась ея постоянной и ближайшей помощницей.

M-me де-Барро жила въ небольшомъ, простенькомъ, но комфортабельномъ дом въ глубин impasse'а, на улиц Varenne. Жила она очень странно, повидимому почти въ полномъ уединеніи, и сама всегда отворяла гостямъ своимъ двери. Заинтересовавшись «теософическимъ обществомъ», главнымъ образомъ благодаря вдохновенному краснорчію m-me де-Морсье, она предоставила свой тихій, удобный домъ для conf'erences'овъ; но сама, отъ начала до конца, относилась ко всему нсколько сдержанно и, такъ сказать, выжидательно. Когда «феномены» были разоблачены и изъ-за «всемірнаго братства любви и разума» выдвинулась обманная махинація, — m-me де-Барро тотчасъ же присоединила свою подпись къ заявленію, посланному въ Индію, которымъ отрезвившіеся парижскіе «теософы» отказывались отъ своего членства въ «обществ», созданномъ Еленой Петровной Блаватской.

Около двухъ лтъ тому назадъ я съ грустью получилъ извстіе о кончин m-me де-Барро и, читая печатные тексты рчей, говорившихся по случаю этой кончины, сказалъ себ, что «на сей разъ» въ нихъ нтъ никакой фальши, никакихъ преувеличеній. Мн тяжело подумать, что, пріхавъ въ Парижъ, я уже не увижу этого блднаго, тихаго лица, въ молодости должно быть очень похожаго на некрасивую Гольбейновскую мадонну, не услышу ея какъ бы робкаго голоса, которымъ она, въ краткихъ словахъ, всегда умла сказать что-нибудь очень продуманное, разумное и врное…

Что касается ея мужа, его почти никогда не бывало въ Париж, онъ жилъ у себя въ имніи и не имлъ ровно никакого отношенія къ «теософическому обществу». Какимъ образомъ г-жа Желиховская пристегнула и его, съ титуломъ графа, къ окружію своей покойной сестры — это остается ея тайной.

9) Графиня д'Адемаръ, личная пріятельница Елены Петровны Блаватской. Это была тоже весьма уже немолодая свтская дама съ лицомъ до того искусно эмальированнымъ, что на нкоторомъ разстояніи казалась совсмъ молодой и очень красивой. Она появлялась нсколько разъ, всегда на краткій мигъ, какъ шелковый, раздушенный метеоръ — и исчезала. Такимъ образомъ зналъ я ее совсмъ мало, никогда не слыхалъ отъ нея чего-нибудь хоть бы чуть-чуть «теософическаго» и, какъ кажется, кром своего удивительно эмальированнаго лица, она ничмъ не отличалась. Блаватская дйствительно провела два дня у нея въ имніи.

10) Г-жа Желиховская пишетъ: «Доктора Шарко тогда въ Париж не было; но Рише и Комбре, его помощники, были своими людьми». Зачмъ говорить о Шарко, котораго «не было» — я не знаю; что же касается Рише, то нашъ авторъ впадаетъ въ большую ошибку. У Шарко въ Сальпетріер дйствительно есть помощникъ, докторъ Поль Рише (Paul Richer), написавшій большую и довольно интересную книгу: «Etudes cliniques sur l'Hyst`ero-epilepsie ou Grande hyst'erie»; но его, должно быть, тоже «въ Париж не было». Г-жа Желиховская говоритъ совсмъ не о немъ, а объ одномъ изъ талантливйшихъ современныхъ французскихъ ученыхъ, Шарл Рише (Charles Richet), сочиненія котораго и въ Россіи пользуются большой извстностью. Шарль Рише вовсе не помощникъ Шарко. У Елены Петровны Блаватской онъ «былъ», но не «бывалъ», а быть у нея «своимъ человкомъ» ему никогда и во сн не снилось. Вотъ что писалъ онъ мн, между прочимъ, въ конц декабря 1885 года: «…Pour ma part j'avais des doutes 'enormes. Avant d'admettre l'extraordinaire, il se faut m'efier de l'ordinaire qui est la fourberie: et, de toutes les garanties scientifiques, la certitude inorale et la confiance est la plus efficace. Mais quelle dure ironie que cette mad. B. que fonde une religion, comme Mahomet, avec les m^emes moyens `a peu pr`es. Peut ^etre r'eussira-t-elle. En tout cas ce ne sera ni votre faute, ni la mienne. Il faut je crois en revenir `a l'opinion des vieux auteurs-observer et exp'erimenter-et ne pas 'ecouter les dames, qui ont pass'e sept ans au Thibet…»[3] Кажется — довольно ясно!