Современное искусство

— Дайте мне пилюлю, ту, желтую. Возможно, я и встану через неделю-другую. А возможно, у меня будет тромб в мозгу. При сотрясении мозга такое не редкость. Вдобавок я старая. Поэтому оправлюсь не так быстро, как, скажем, вы, случись нечто подобное с вами. Поэтому мой вам совет — подумайте хорошенько. Вас ждет в лучшем случае скукотища, а может быть, и кое-что похуже. Если откажетесь сейчас, я вас пойму.

— Но кто же будет ходить за вами?

— Полагаю, какая-нибудь сиделка. Не воображайте, что вы незаменимы. Да и на вид вы не слишком крепкая, так что проку от вас будет мало. Что, если мне, к примеру, посреди ночи захочется в уборную?

— Нина купила судно.

— Вас нанимали не судно выносить, — обрывает ее Белла.

Точка в точку то же говорил Пол, вспоминает Лиззи и вспыхивает.

— Я не против, — повторяет она, на этот раз более решительно. — И потом, к чему думать об этом сейчас. Посмотрим, как у нас заладится.

— Но вы, сдается мне, брезгливы. А я не хочу, чтобы вы тут мученицу из себя разыгрывали. Так что уходите сразу, как только вам заблагорассудится. Ни обид, ни упреков не будет. И я заплачу вам за полмесяца. Кстати, чем вы заполняли время в мое отсутствие?

— Много читала, — отвечает Лиззи, — записалась в городскую библиотеку. Гуляла по берегу.

— Может быть, купить для вас телевизор?

— Нет, право, не надо.

— Я ничего не имею против телевизоров, просто не обзавелась привычкой их смотреть. Вы и впрямь не скучаете по городу?

— Нисколько.

— Значит, мы с вами совершенно разные люди. Когда мы с ним впервые сюда приехали, я чуть с ума не сошла. Особенно меня доводила тишина. Такая тишина в фильмах ужасов перед тем, как убийца поднимется по лестнице, чтобы всех порешить. Я тосковала даже по шуму автобусов за окном. Но вы, по-видимому, выросли не в городе?

— Нет.

— Компанейской вас не назовешь. Но раз уж обстоятельства нас свели, почему бы нам и не поговорить. Итак, где прошло ваше детство?

— В Фэрфилде, — отвечает Лиззи.

Белла смеется.

— Что тут смешного?

— Так я и знала, что вы из Коннектикута. Вы из богатой семьи?

— Не то чтобы богатой, но со средствами. То есть деньги проблемой не были.

— А что было?

Лиззи колеблется: не съязви Белла насчет Коннектикута, она ни за что не стала бы ей открываться.

— Когда мне было четырнадцать, маму сшибла машина, и она так и не оправилась. Ее много раз оперировали, перепробовали все возможные лекарства, но у нее было повреждено так много отделов мозга, что врачи не знали, когда какой откажет. Иногда у нее двоилось в глазах, иногда ее шатало, то она говорила хорошо, то язык ее не слушался. А потом у нее случилось кровоизлияние в мозг, и она умерла.

Лиззи впервые говорит о матери вот так — сухо, без слез, не описывая, как мужественно держалась мать, как чуть не до последнего дня посмеивалась над собой. Она смущена: уж не разоткровенничалась ли она только, чтобы доказать Белле — не ей одной пришлось страдать.

— Сочувствую, — говорит Белла.

— Спасибо.

— При чем тут спасибо… Ну а мужчина в больнице, он кто?

— Господи! Вы его видели.

— Как я могла не видеть его? Он же сидел прямо у моей кровати. И кто он?

— Художник.

— A-а. Теперь вспомнила. Вы сердились на него, говорили, что я интересую его исключительно из-за Мэддена. Со мной такое не впервой, тем не менее благодарю.

— Ну что вы.

— Он говорит с акцентом, верно?

— Он австралиец.

— А я, пожалуй, не знакома ни с одним австралийским художником. Вы приводили его в мастерскую, когда он навещал вас?

— Да. Видите ли, он привез меня сюда в тот день, когда я должна была приступить к работе, но нам никто не открыл, и мы пошли к вашему соседу, а сосед сказал, что вас увезли в больницу. Я решила остаться и попросила его выгрузить мои вещи, но он поднялся наверх. Я не думала, что он туда пойдет.

— Вы провели его в мастерскую до или после того, как наведались в больницу?

— После… Но почему вы…?

— Пытаюсь реконструировать события. Интересуюсь, что вы за человек: как-никак мне придется полагаться на вас. Расскажите, чем вы там, в своем университете, занимаетесь? Вряд ли исключительно искусством сороковых годов двадцатого века.

— По преимуществу английской литературой, а именно девятнадцатым веком.

Белла смотрит на нее испытующе.

— Вы пришли ко мне, как я поняла, взять интервью для своей диссертации по истории искусств.

— Правда… Но вообще-то это Хизер искусствовед. Я пришла за компанию.

— Выходит, вы меня обманули.

Лиззи опускает голову, думает — не рассказать ли Белле о том, что значит для Пола Клей Мэдден, но не может собраться с духом.

— Замнем. А как вам Нина, вы ладите?

— Она просто чудо.

— Хорошо, раз уж вы здесь задержитесь, почему бы вам не пригласить этого вашего австралийца на уик-энд, а то не ровен час заскучаете.

— Вы очень добры, — чопорно благодарит она Беллу, но тут звонит телефон, и она опрометью бежит в гостиную.

— Сообщите, что я иду на поправку, потом передадите мне, что скажут.

— Дом Беллы Прокофф, — Лиззи повторяет это раз за разом весь день.