Сожженные революцией

Александр Иванович Введенский (митрополит? протоиерей? церковный реформатор? расколоучитель? проповедник Христа? антихрист?) обрёл известность в 1917 году; в 1920-х годах его имя гремело по всей Совдепии, как православной, так и безбожной. И позднее оно, это имя, появлялось (правда, всё реже) на полосах советских газет – вплоть до краткого некролога в официозных правительственных «Известиях». О нём рассказывали, его вспоминали. Разнообразными отблесками в нём, как в криволинейной стенке сосуда, отразились многие персонажи этой книги. Он был вхож в круг Мережковского и Гиппиус; его называли «Александром Блоком от православия»; он проповедовал войну до победного конца бок о бок с Савинковым; он водил дружбу и с эсерами, и с анархистами; его чтила Александра Коллонтай. Улица в Ленинграде, на которой стоял храм Захарии и Елисаветы, где он служил в годы революции, была переименована в улицу Каляева. И на закате жизни ему пришлось послужить в Москве в храме на Каляевской улице… Мы не утверждаем определённо, но вполне можем допустить его знакомство с Лопатиным, Кокошкиным, Шингарёвым, Дальским: пути их пересекались в Петрограде в семнадцатом-восемнадцатом годах. Если он не знавал их, то вполне вероятно, что кое-кто из них слушал его проповеди. Ибо на его проповеди стекались и верующие, и безбожники, социалисты, кадеты, большевики, анархисты.

При всём том его жизненный путь до революции прослеживается поверхностно и пунктирно. Нам неизвестны какие-либо исследования или мемуары о ранних этапах его биографии, кроме вдохновенного, но краткого очерка Анатолия Левитина[240]. Левитин не называет источников информации о происхождении, детстве и юности своего героя; по всей вероятности, он пересказывает сведения, почерпнутые в ближнем кругу вождя обновленцев, и/или повествует со слов самого Введенского. «Митрополит-апологет» и «первоиерарх» делился воспоминаниями с Левитиным на склоне жизни и в чём-то был правдив, а в чём-то подстраивал прошлое под сложное настоящее и желаемое будущее.

Кое-что, впрочем, подтверждается документами.

Так, не вызывает сомнения то, что родился наш герой 30 августа 1889 года в Витебске. Его отец, учитель латыни в гимназии (впоследствии этой же гимназии директор), происходил из духовного сословия, окончил семинарию, университет, служил по ведомству народного просвещения и перед смертью дослужился до чина статского советника, каковой чин приносил с собой права потомственного дворянства. (Тут у Введенского есть нечто общее с Лениным: происхождение из провинциальной учительской среды, служба отцов в гимназиях вплоть до директорства, выслуживание «генеральского» чина и дворянства. Если бы они году этак в 1920-м встретились и разговорились о детстве, то, наверно, поняли бы друг друга.)

Контуры следующих поколений предков едва выступают из тьмы прошлого. Дед вроде бы служил псаломщиком где-то в Новгородской епархии, происходил из кантонистов. Отсюда версия о еврейских корнях Введенского: в кантонистские школы с 1827 года поступали еврейские мальчики, рекрутированные на военную службу по указу Николая I. Однако в этих же школах обучались и солдатские сыновья, приписанные к военному ведомству. Среди кантонистов было много евреев, но кантонист необязательно еврей. Так что предание о предке-выкресте основывается скорее на особенностях внешности Александра Ивановича, нежели на биографических фактах. Заметим также, что в кругах модернистской богемы и в революционной среде существовала некая мода на еврейство. Александр Введенский в годы своей славы дышал богемно-революционным воздухом и вполне мог присочинить себе благородное происхождение от Авраама.

Вообще в его биографии до 1917 года не видим ничего необыкновенного. Был отдан в ту же отцовскую гимназию, окончил её в 1906 или 1907 году. Затем отправился в Петербург, поступил на историко-филологический факультет и в 1912 году окончил его по философскому отделению. По окончании университета женился. Обыкновенный путь, которым прошли тысячи провинциальных интеллигентов. Нет фактов, свидетельствующих о том, что витебский юноша чем-то выделялся из их рядов. Разве что тем, что был музыкален, хорошо играл на фортепиано, пел. Говорят, будучи студентом, посещал заседания Религиозно-философского общества – но ничем в нём себя не проявил[241]

. Говорят, через это общество познакомился с Мережковским и Гиппиус – но нигде в дневниках рыжей Зинаиды не упомянут. Оно и неудивительно: кто он для этой высоко парящей столичной стаи? Всего-навсего студент с поповской фамилией откуда-то из захолустья.

Однако же огонь горел в душе этого юноши. Первые язычки пламени вырвались наружу, когда студент седьмого семестра восчувствовал в себе призвание к священнослужению.

(Но было ли это истинное призвание – голос Божий? Или желание человеческой души стоять ближе других к Престолу высшей власти? Будущее покажет. Когда созреют плоды.)

О том, как Введенский пришёл к такому решению, мы тоже узнаём от Левитина, то есть от самого Введенского и его свиты. И узнаём следующее.