Сожженные революцией

«И сам Слащёв, и его жена очень много пили. Кроме того, он был морфинист или кокаинист. Пил он и в компании, пил и без компании. Каждый, кто хотел выпить, знал, что надо идти к Слащёву, там ему дадут выпить. <…> Жена Слащёва принимала участие в драмкружке “Выстрела”. Кружок ставил постановки. Участниками были и слушатели, и постоянный состав. Иногда после постановки часть этого драмкружка со слушателями-участниками отправлялась на квартиру Слащёва и там пьянствовала»[235].

13 января 1929 года в газете «Правда» промелькнёт коротенькое сообщение, из коего читатели узнают, что 11 января на своей квартире в Москве застрелен бывший белогвардеец, а в последнее время военный преподаватель Слащов. Имя убийцы вскоре будет названо, как и мотив преступления. Некто Лазарь Коленберг отомстил за брата, казнённого в Крыму по приказу Слащова. Суд признает убийцу невменяемым.

А Нина Нечволодова, тридцати лет, из бывших дворян, русская, беспартийная, – исчезнет. О том, что сталось с ней и с её дочерью, нет ровно никаких сведений, и даже нет легенд. Пропали, растворились в промышленном гуле и дыму первой сталинской пятилетки.

VIII

Стихотворный постскриптум

ПОДПИСЬ К ФОТОГРАФИИ

Фотокамера – щёлк!И стоит – не убитый,стройный Яша Слащовс ординарцем Никитой.Шашки спелая сталь

вымпелом перед строем.Только что-то устал.Впрочем, смотрит героем.По-гвардейски легковыгнут стан офицерский.Солнце метит в лицо —как наводчик в прицел свой.Ординарец – юнец.Чистый лист без помарки.Промелькнула – и нет —тень на фотобумаге.

И осталась – в расход! —в белых ризах на белом.То ли смертной тоской,то ли гимном победным.Так соединены,так светлы эти двое,будто нет ни войны,ни шрапнельного воя,ни злодеев, ни жертв(список их одинаков),ни расстрельных траншей,

ни тифозных бараков.Будто в небо, в экранвходят Яша и Нина.Да пехотный наган,да щепоть кокаина…

Круг девятый

Александр Введенский, Владимир Лозина-Лозинский

Свет во тьме

Побег мой произвёл в семье моей тревогу,И дети и жена кричали мне с порогу,

Чтоб воротился я скорее. Крики ихНа площадь привлекли приятелей моих;Один бранил меня, другой моей супругеСоветы подавал, иной жалел о друге,Кто поносил меня, кто на смех подымал,Кто силой воротить соседям предлагал…А. С. Пушкин

I

Странные похороны

Старый знакомый Александры Коллонтай, безымянный инок, с которым мы встретились в Круге седьмом и которого предположительно назвали Серафимом, незадолго до своего ареста и исчезновения в утробе ВЧКОГПУ-НКВД написал записку следующего содержания. Вот она перед нами, эта бумажка: три серых линованных листка, вырванных из конторской книги, блёклые карандашные строки, местами совсем затёршиеся, ровный, мелкий, округлый почерк.

«Давно, ещё в начале революции, кажется, в [неразборчиво] месяце семнадцатого года, я спал в своей келье, и в тонцем сне было мне странное явленье. Я его тогда позабыл, а теперь отчего-то оно восстало в моей памяти. Не знаю, может, это сонное мечтание, а может, и видение от Господа. Потому решил записать. Большая часть братии нашей уже арестована, и судьбу их Бог весть; скоро, должно быть, арестуют и меня; так хоть эта запись останется. Надо поспешать, ибо последние времена. Может, кто-то прочитает, может, кому-то будет чтение сие во спасение.