Созвездие спящих детей

Я никак не пойму смысла этого слова — «свекровь»,не могу разобрать — кто золовка, кто деверь, кто шурин…Тихо льётся мука, словно тёплая белая кровь,вижу: бабушкин лоб почему-то сегодня нахмурен.      Месит бабушка тесто, какие-то шепчет слова,      и святая вода выливается в белую миску…      А за длинным столом примостилась соседка-вдова:      как всегда, по слогам поминальную пишет записку.То стрекочет сверчок, то собачий доносится лай,вспоминает вдова, как пришла похоронка на мужа,а с иконы на нас молча смотрит святой Николай,

на просторах России лютует январская стужа.      Здесь над белой мукою невидимый ангел летал,      сердце бедных детей защищая от смерти и мрака,      здесь когда-то мой дед у святого Матфея читал      родословье Христа: «Авраам же роди Исаака…»Я не помню его, умер он до великой войны,знаю: бабушка Библию в старый упрятала китель.Ну, а я до сих пор всё томлюсь ощущеньем вины,потому что не знала Твое родословье, Спаситель.      Не могла прочитать я и собственной книги родства.      Умер проклятый век — а теперь уже сделалось поздно.

      В палисаднике вновь шелестит молодая листва,      но на лике Святителя брови сдвигаются грозно.Я в помянник пишу: Параскева, Димитрий, Иван —и коснеет рука, вспоминая о Божией каре…Тихо бабушка Марфа садится ко мне на диван.Помнишь ты, дорогая, кто Зару родил от Фамари?

* * *

В окаянных созвучьях метели, в её заунывных напевахя пытаюсь услышать рассказ о юродивых девах,в чьих сосудах иссяк золотистый елей.Ветер воет, как волк на луну. Век становится злей

кровожадной гиены, голодной собаки.У юродивых дев пять светильников гаснут во мраке.Ты же, Господи, их пожалей.Пожалей их, юродивых, словно овец шелудивых,Нас, Господь, пожалей — обнажённых, худых, нерадивых,нас, забывших затеплить огонь негасимых лампад,выбирающих смерть и распад.      Было время сиянья, о, эти мгновения, где вы?      Были дни покаянья как некие мудрые девы,      что безлунною ночью выходят встречать Жениха.      Их сосуды полны драгоценною влагой елея.

      Снег лежит на земле, сиротливо и смутно белея,      Закрывая собой незажившие язвы греха.А когда-то — ты помнишь? — цвели медуница и клевер,Белый голубь садился на тёплый колодезный сруб,Как прозрачные тени, слова отделялись от губ —так, наверно, Господь отделяет пшеницу от плевел.И не думали мы, по ночам отражаясь друг в друге,что разбилось былое, как некий скудельный сосуд,что уже приближается свадебный пир — и на Судскоро нас позовут расторопные слуги.27 января 2002 г.

* * *