Через три или четыре года Демарат решил, что у него есть еще один шанс прижать противника. Клеомен находился в центральной Греции, на другой стороне Коринфского перешейка, пытаясь обеспечить единый фронт сопротивления Персии при участии Афин и прибрежного островного мидянского государства Эгины. И в его отсутствие Демарат начал, как это мягко определяет Геродот, «говорить против Клеомена», очевидно, придерживаясь версии, что тот перебежал на сторону враждебных Афин и выступает против спартанской союзницы Эгины. Именно это по возвращении Клеомена из Эгины после выполнения его спорной миссии непосредственно привело к низложению Демарата. После нестерпимого оскорбления Леотихида Демарат «уехал в Персию», как коротко сообщает Геродот. Возможно, он отправился через Лампсак, как и его собрат-перебежчик Гиппий, бывший афинский тиран, который выдал замуж свою дочь Архедику за сына проперсидского тирана, правителя этого геллиспонтийского города. Судя по местожительству его потомков, великий царь Дарий I пожаловал ему владения в Троаде, и этот дар, очевидно, был подтвержден его сыном и наследником Ксерксом. В дальнейшем мы услышим, что Демарат оказался в близком окружении Ксеркса во время его неудачного похода против материковой Греции. По Геродоту, Демарат выполнял обязанности «мудрого советника», кем он, возможно, и был в реальной жизни. Он указывает, например, для своего властелина и сюзерена, что спартанцы боятся закона даже больше, чем подданные Ксеркса боятся его самого. При Фермопилах в 480 г. именно он объяснил Ксерксу, почему спартанцы уделяют особое внимание своей прическе непосредственно перед сражением. Последние слова Демарата у Геродота следующие:
Предоставь богам заботу об армии царя.
Предположительно, эти слова были произнесены позже, в 480 г., как раз перед битвой при Саламине. Их дельфийская неопределенность, которую задним числом можно истолковать как предсказание будущего поражения армии Ксеркса, и их очевидное благочестие оставляют у читателя настолько благоприятное впечатление, насколько его можно было создать о человеке, который формально был предателем дела своей страны (Спарты, Греции). И, несомненно, именно это и намеревался сделать Геродот, но мы, также несомненно, должны воздержаться от моральной оценки Демарата и скорее спросить себя, помог ли он или навредил Греции во время Персидских войн и, кроме того, чья политика, его или же Клеомена, была более выгодна Спарте на краткосрочный период или в перспективе. Ответ кажется мне совершенно определенным.
Непосредственные последствия для отношений Спарты с пелопоннесскими союзниками и для ее верховного командования армиями за границей были серьезными и далеко идущими. Закон, принятый спартанцами, запрещал обоим царям когда-либо еще командовать одной и той же армией за пределами Лаконии и Мессении. Когда, вероятно, в 504 г. спартанцы захотели получить поддержку своих союзников в более поздней кампании против Афин, им пришлось пройти через официальную процедуру консультаций и голосования, созвав в Спарте собрание того, что мы называем съездом Пелопоннесского союза. Там союзническим делегатам было дано право высказаться, как если бы они были спартанцами, а после речей союзники голосовали, каждый союзник обладал одним голосом независимо от размера и геополитической значимости своего государства. Результатом этого самого первого документально подтвержденного съезда было поражение спартанцев. Их предложение восстановить Гиппия в качестве афинского тирана было отклонено большинством союзников во главе с Коринфом, который в своей речи, по крайней мере по версии Геродота, упрекнул спартанцев за измену своей прошлой (якобы) принципиальной оппозиции тиранам и тирании.
Однако, хотя съезд Пелопоннесского союза смог таким образом отвергнуть предложение Спарты, он никак не мог заставить спартанцев принять политику или предпринять действия, с которыми те были не согдасны. Потому что только спартанцы могли созвать съезд, а это могло произойти после того, как они, встретившись в собрании, решили бы, что именно они хотят предпринять безотносительно к желаниям союзников. Союзники, в конце концов, поклялись последовать за спартанцами, куда бы они ни повели их. Это новое ограничение в прошлом неограниченной власти спартанцев, позволявшей навязывать союзникам свои приказания, в действительности стало скорее источником силы, а не слабости. Оно позволило союзникам почувствовать, что их желания могут что-то значить, а также создало впечатление, что эта организация основана до некоторой степени на взаимной зависимости. Через четверть столетия, в 480 г., именно спартанский Пелопоннесский союз стал основой греческого сопротивления персидскому вторжению.