Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

«Комитет принял во внимание принцип пропорциональности и нашел баланс между защитой общественности, общественными интересами и вашими собственными интересами и последствиями исключения из реестра. Комитет поставил в известность мистера Дженкинса [моего барристера], что, если Комиссия временных распоряжений сегодня аннулирует вашу регистрацию в реестре, больница может полностью отказаться от ваших услуг. Комитет считает, что, даже если вы будете лишены возможности вести медицинскую практику ввиду серьезности выдвинутых обвинений, интересы пациентов в любом случае должны стоять выше ваших собственных. Комитет полагает, что при сложившихся обстоятельствах аннулирование вашей регистрации служит обоснованной мерой».

Неудивительно, что всего через несколько дней я получил письмо от исполнительного директора больницы Илинг — в нем сообщалось, что контракт со мной расторгнут, поскольку я больше не состою в реестре, а значит, фактически не зарегистрирован как врач.

Я воспроизвел эту часть отчета Трибунальной службы практикующих врачей по двум причинам. Во-первых, мне предъявили обвинения в двух уголовных преступлениях, но пока не признали виновным ни в одном из них.

Согласно английским законам человек считается невиновным, пока его вина не доказана судом.

Во-вторых, как позднее выяснилось, исключение из реестра означало начало процесса, который оказался бы необратимым, даже если бы дело против меня потерпело неудачу в судах.

13 августа 2012 года

Согласно английскому закону практически все уголовные дела сначала рассматриваются в магистратских судах. Дела по более серьезным преступлениям затем передаются в суд Короны[11] либо для вынесения приговора после признания подсудимого виновным, либо для полного судебного разбирательства судом присяжных. Прежде чем передать дело в суд Короны, магистратский может принять решение по вопросам залога.

Магистратский суд Хэндона располагался на оживленной улице на северо-западе Лондона. Мы с Кэтрин нашли его за день до слушания. До него было сложно добраться на автомобиле, и мы хотели посмотреть, есть ли поблизости удобная парковка. Большая парковка нашлась у супермаркета прямо напротив здания суда. Новость о предъявленных мне обвинениях дошла до многих коллег, и в день слушания я получил много звонков с пожеланиями удачи.

Мы приехали ранним утром в понедельник и, к удивлению, увидели многих детективов, причастных к моему делу, совершавших покупки перед судом. Я не знал их, но солиситор, сопровождавшая нас с Кэтрин и Джеймсом, перечислила по именам.

За 45 минут до начала слушания мы решили войти в здание суда. Когда мы перешли дорогу и ступили на тротуар, солиситор, шедшая рядом с нами, слегка толкнула меня локтем и сказала: «Фотографы. Продолжайте идти и делайте вид, что не замечаете их».

Женщина, стоявшая примерно в 30 метрах от нас рядом с фотоаппаратом на штативе, отложила телефон. Думаю, кто-то узнал меня и сообщил ей. Она незамедлительно направила фотоаппарат с телеобъективом прямо на нас. Поскольку это был единственный вход в здание, пришлось пройти в полуметре от нее. Я слышал щелканье фотоаппарата. Она наверняка сделала сотни фотографий.

Жену и сына это явно смутило, и они подошли ко мне ближе. Джеймс положил руку мне на плечо, но я заметил это только на фото, выложенном позднее в Интернет. Ранее мои фотографии никогда не появлялись в газетах или онлайн, и я не знал, до какой степени пресса может вторгнуться в нашу частную жизнь. Я переживал из-за отрицательной публичности, с которой столкнулась моя семья в связи с событиями, не имеющими к ним непосредственного отношения.

Я узнал полицейских, допрашивавших меня, и увидел нескольких журналистов с блокнотами и ноутбуками, которые освещали дела того дня. Подозрения о том, кто передал описание моей внешности фотографу снаружи, подтвердились очень быстро. Посмотрев в окно, я увидел фотографа с ее оборудованием и место, где мы находились, когда она обратила на нас внимание.

Меня увели в клетку для подсудимых и закрыли дверь, назвали мое имя и дату рождения и попросили озвучить свой адрес. После этого были зачитаны два обвинения. Я не признал себя виновным. Меня отпустили под залог, и суд в Олд-Бейли был назначен на октябрь 2013 года.

2 октября 2013 года

Одним из наиболее неприятных аспектов суда надо мной была роль экспертов со стороны обвинения. Во-первых, не им было говорить, что бы они сделали на моем месте, как нужно было поступить в сложившейся клинической ситуации и что бы предпринял или нет ответственный хирург в моем положении. Во-вторых, врача должны судить по стандартам, актуальным на момент инцидента (опрос, проведенный всего через год после смерти мистера Хьюза, показал, что все принятые мной меры были типичной практикой в большинстве британских больниц).