Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Если хирург ставит диагноз «рак толстой кишки», это значит, что он обнаружил опухоль, сделал биопсию и направил материал в экспертную лабораторию, где описывают характеристики клеток, и отмечает, чем они отличаются от нормальных. Если он ставит диагноз «рак», то должен определить его злокачественность, основываясь на степени отличия клеток. Он устанавливает, локализован ли рак в месте зарождения или же успел распространиться на лимфоузлы. Хирург проведет дополнительные тесты, например компьютерную томографию, чтобы проверить, не распространился ли рак на другие органы, такие как печень и легкие, — на основании этого определяется стадия болезни.

Лечение зависит, помимо прочего, от степени злокачественности и стадии рака — зная их, можно делать прогноз. Например, высокозлокачественная опухоль, распространившаяся на другие органы, имеет худший прогноз, чем низкозлокачественная, которая не успела метастазировать. Поставить диагноз могут только высококлассные специалисты с образованием и опытом, необходимыми для принятия подобных решений. Если диагноз окажется неверным или пациент умрет, им придется нести ответственность.

Присяжные в уголовном процессе — обычные люди. Знания экспертов не должны влиять на принятие ими решения. Они лишь вынесут вердикт «виновен» или «невиновен», и закон не обязует их объяснять, на основании чего принято это решение, — нет никакой ответственности за несправедливый приговор.

* * *

Ожидание вердикта — непередаваемо волнующий процесс. Я сидел с юристами в кабинете неподалеку от зала суда. Они разговаривали друг с другом, чтобы скоротать время. Вынесение вердикта могло занять час, два или несколько дней, поскольку присяжным сказали, что у них достаточно времени для принятия решения. Каждый раз, когда в громкоговорителе раздавался шум, сердце начинало неистово биться (несмотря на бета-блокаторы): я боялся, что нас попросят вернуться в зал суда.

Наконец настал момент, когда нам сказали вернуться в зал номер один.

Мы заняли свои обычные места.

Было очевидно, что присяжным было сложно разобраться в моем деле. В первый день совещаний они объявили, что один из них невыносимо страдал от стресса, и попросили прервать совещание до завтра, что было позволено. На второй день они передали судье записку следующего содержания: «Два вопроса: 1) можете ли вы напомнить нам, о чем мы должны совещаться (доказательства); 2) должны ли мы опираться на закон или судить как простые люди?» (Sic!)

Вместо того чтобы четко ответить на эти вопросы, судья просто повторил указания, которые уже озвучивал. На третий день присяжные сообщили судье, что они вынесли вердикт по одному из обвинений, но не могли прийти к единогласному мнению по второму. Судья сказал, что его устроит решение, принятое большинством голосов. Мы снова вышли из зала суда, и, находясь в тревожном ожидании, я не знал, что делать: сидеть спокойно или ходить из стороны в сторону. Хотел обратиться к юристам и спросить их о возможном вердикте, но не решился. Они не давали никаких советов, но я заметил, что младший барристер принес толстую книгу «Бэнкс о приговорах» и положил ее на стол. Пытались ли они мне что-то сказать?

Я был в ужасе.

* * *

«Всех участников судебного заседания из зала номер один просим вернуться в зал суда», — передали по громкоговорителю.

За время судебного процесса количество людей увеличилось раза в четыре, и теперь некоторые были вынуждены стоять.

Я стоял между двумя надзирателями, у одного из которых были наготове наручники.

Тем, кто сидел, пришлось встать после двух ударов, предшествующих словам: «Всем встать! Суд идет».

Судья Никол занял свое место.

Председателя коллегии присяжных заседателей попросили встать, и служащий напомнил ему о двух обвинениях: даче заведомо ложных показаний и непреднамеренном убийстве в результате грубой небрежности.

— Подсудимый, встать! — скомандовали мне.

— Считаете ли вы подсудимого виновным или невиновным по первому обвинению — даче заведомо ложных показаний? — спросил служащий председателя.

— Невиновным.

Облегчение.

— Считаете ли вы подсудимого виновным или невиновным в непреднамеренном убийстве в результате грубой небрежности?

— Виновным.

— Вы сказали «виновным в непреднамеренном убийстве»? — переспросил служащий.

— Да.

Меня признали невиновным в лжесвидетельстве, но обвинили в непреднамеренном убийстве десятью голосами из двенадцати.

Чтобы присяжные признали подсудимого виновным, даже необязательно единогласное решение. Минимум, необходимый для этого, — 10 голосов из 12.

Я ничего не почувствовал. Адреналин, подпитывавший меня почти четыре года, иссяк, и я остался в состоянии, которое можно назвать эмоциональным параличом.

Заседание приостановилось. Судья удалился для рассмотрения приговора.