Спаси и сохрани

– Тётя Клава, наш лагерный повар, вручила, когда мы выходили из столовой. Она всегда с такой жалостью на меня смотрит и говорит, что я исхудал. Типа хорошего человека должно быть много, а очень хорошего – ещё больше. Вот ты считаешь меня хорошим? – Булочкин сел рядом и протянул один пирог. – Будешь?

– Спс. После бессонной ночи на кладбище я постоянно хочу есть и спать.

– Добро пожаловать в мой мир, детка, – хихикнул Тёма.

Ребята были в просторной комнате одни. Снаружи веселился тёплый денёк. Солнце настырно пробивалось между деревьев, окружавших замок, и рисовало на стенах вьющиеся витражи. Наверное, если присмотреться получше да включить фантазию, в этих светло-тёмных пятнах можно узнать парочку мифических существ.

Словом, ничего не напоминало о том ужасе, что приключился позапрошлой ночью.

– Я тебя чего, собственно, будил, – продолжил Тёма, проглатывая вместе с кусками пирога ещё и половину слогов. – Нам вон в то дальнее окно кто-то стучит.

– Это исключено, – возразил Ваня. – Мы на втором этаже.

– А ты сходи и проверь. Я один боюсь. Ты ведь не боишься?

И тут, словно в доказательство его слов, в дальнее окно спальни действительно постучали.

Ваня поперхнулся. Отложив недоеденный пирог, он опустился на четвереньки и прокрался к подоконнику. Тёма же использовал кровати как прикрытие. Перебегая от одного прикрытия к следующему, он бормотал под нос музыкальный мотив одной шпионской франшизы.

– На счёт три? – шепнул Ваня. – Раз, два… Три!

Булочкин отдёрнул штору, и Сусликов запрыгнул на подоконник. Окно шумно растворилось, встревожив стайку птиц, облюбовавшую участок крыши над спальней третьего отряда.

– Вы тего, уснули там, сто ли? – В окно ворвался недовольный детский голосок. – Я вам стутю-стутю, стутю-стутю… А вы не леагилуете!

– Ну, частично так оно и было, – кивнул Ваня, – пока ты своим стуком не разбудил. Чего надо?

На дереве, напротив окна, горделиво, с сановитостью татаро-монгольского хана восседал сын секретарши Ниночки. Его рыжие волосы пылали ярче солнца, и когда Дима вертел головой (а делал он это постоянно), по комнате прыгали солнечные зайчики.

– Ну и зля, – деловито изрёк Веснушкин. – Тихий тяс отменили. Все васи сейчас на волейбольной плосядке и на плязе.

Не мальчик, а воплощённая в жизнь мечта логопеда.

– Знаем, – произнёс Тёма безо всякого сожаления. Ему дай волю – забаррикадируется книгами, никаким восстанием эту Бастилию не возьмёшь и арестанта купаться не загонишь. – Ты ведь слышал, что в лагерь внезапно нагрянула важная комиссия из районного отдела образования? Режим дня в срочном порядке изменили, всех вывели на свежий воздух – изображать массовое счастье. Хотя как счастье может быть массовым? Оно же у каждого своё. Вот для тебя счастье – это что?

– Электлосамокат, – без запинки выдал Дима. – Мне мама в следуюсем году обесяла подалить. И конфеты. «Миска на севеле». Мои любимые. А вы почему не изоблазаете сястье?

– Да мы тут втроём недавно провинились. И теперь нас, как самых неблагонадёжных, решили убрать и от греха, и от комиссии подальше. Заперли в спальне.

– Втлоём? – Веснушкин на всякий пожарный пересчитал Ваню и Тёму. В школу он ещё не ходил, но считать до десяти уже умел. – А кто тлетий?

– Энжел. Её заперли в спальне у девчонок. Ты сам-то что на этом дереве забыл? Тоже прячешься?

– Я сизу в засаде.

– А-а, ты опять индеец Фыркающий Ёж? – припомнил Сусликов их первую встречу.

– Нет. Тепель я сысик. Мистел Хелок Солмс! Веду склытое наблюдение за подозлеваемыми.

– Фига ты сталкер! – решил подыграть Ваня. – И что, кого подозреваешь?

– Не сказу. Вы длугим ласскажете.

– Ты видишь здесь других? – Ваня отошёл в сторону, чтобы Диме было лучше видно комнату.

– Тогда сказу. – Веснушкин перекинул ноги на другую ветку, приблизился к ребятам и со всей серьёзностью шестилетнего оболтуса заявил: – Я слезу за васим возатым. Он о-очень подозлительный тип. Весь день себя стлано ведёт. Кладётся и плясестся. А есё у него лука пелебинтована.

– Подумаешь, рука, – возразил Сусликов. – Может, растянул или порезал…

Порезал!

Ту-ту-у-у! Скорый поезд «Догадка – Сознание» прибывает к платформе головного мозга. Повторяю: скорый поезд…

– Тёмыч! – Ваня поманил друга вглубь комнаты. – Помнишь, там, на кладбище, голос некроманта показался тебе знакомым?

– Помню, – осторожно ответил Тёма. – А что?

– Теперь скажи, Михаил Валерьевич в этом лагере впервые?

– Впервые. И чего?

– Так. А раньше, когда ты сюда приезжал, никаких странностей не происходило?

– Не происходило. А должно было?

Булочкин слабо улавливал, к чему клонит Ваня.

– А что ты вообще знаешь про нашего вожатого?

– Ну-у-у… – Тёма поскрёб макушку. – Он молодой. Впрочем, ты и сам это мог заметить. Заканчивает педагогический университет. Работает в лагере в первый раз… Ах да, я это уже говорил…

– Вот и сошлось! – многозначительно заключил Иван.

– Что сошлось?

– Всё сошлось. Признайся, ты ведь сейчас подумал о том же, о чём и я.

– Ты тоже считаешь, что банан душистый, а кот пушистый?

– Я считаю, что тот ночной колдун, что оживил Гришку и его разбойников, это вожатый нашего отряда!