Если кто и способен объяснить, каким образом человек мог скатиться от поклонения Господу к службе Лукавому, то именно он. Если кто и в состоянии помочь Энгельберту понять, как его брат, которого он всегда так оберегал от пагубных влияний, смог за столь малое время позволить еретическим обольстителям увлечь себя, то именно он.
Энгельберт должен с ним поговорить.
Когда этим утром он явился в командный центр, было еще так рано, что Новый Иерусалим казался городом-призраком. Энгельберт не питал никаких иллюзий относительно шансов получить положительный ответ на свою просьбу. Учитывая подготовку к новому наступлению,
И каково же было его удивление, когда через три с половиной часа его вызвал Роберт де Монтгомери. Глава крестового похода выслушал Энгельберта до конца и, казалось, не остался глух к его смятению. Он даже проявил такое понимание, что дозволил оператору-наводчику нанести визит предателю, хотя тот и был приговорен к полной изоляции.
Как ни ослепляло его горе, Энгельберт невольно подумал, что мотивы герцога не столь уж альтруистичны. А может даже, они и не высокоморальны? Фламандец подозревал, что Роберт де Монтгомери воспользовался представившейся возможностью лишний раз помучить своего давнего противника. Однако осознание того, что его страданием манипулируют, не заставило Энгельберта отступить: если он косвенно содействует наказанию врага Господа, тем лучше!
Он без промедления явился в штрафной изолятор – обширное забетонированное и обнесенное колючей проволокой здание тюрьмы, где содержали провинившихся солдат и преступников всех мастей. Поначалу меры безопасности вокруг зоны, где содержался Петр Пустынник, показались ему до нелепости строгими для одного-единственного человека, но потом он вспомнил слухи о масштабах предательства бывшего претора и признал, что к нему нельзя относиться как к обычному правонарушителю.
Однако, когда он его увидел, именно такое впечатление тот на него и произвел. Обычное.
Этот человек, который когда-то одним своим взглядом мог наэлектризовать массу народа и одним жестом повелевал толпами, превратился в тень, в пустую оболочку, бессильно распростершуюся на скамье в углу темной камеры. Оказавшись перед ним, Энгельберт понял, что пришел, только чтобы отомстить, выплеснуть свою ненависть на этот символ предательства, облегчить собственное чувство вины, переложив ее на того, кто еще более виновен. Охваченный стыдом, он едва не ушел.
И все же он приблизился и наткнулся коленом на перегородку из двухатомного стекла. Петр резко вскинул голову: он не слышал, как появился Энгельберт. Уставившись на него потухшими глазами, он внимательно осмотрел его, будто пытаясь удостовериться, что это явление не плод его воображения, а потом снова опустил голову.
И тут гнев Энгельберта вспыхнул с небывалой силой, опять смешав его мысли. Он с криком ударил обоими кулаками в перегородку:
– Что вы наделали?
На последних словах его голос сорвался. Он не смог сдержать рыдания.
Петр Пустынник опять взглянул на него, в глазах блеснул интерес.
– Вы, должно быть, Энгельберт Турнэ, брат Льето Турнэ, того человека, который сбежал с Танкредом Тарентским.
Заключение ничуть не умалило остроту ума бывшего претора. Он поднялся и прошел три метра, отделявшие его от стекла, за которым стоял Энгельберт. Четыре стороны стеклянной камеры по углам были закреплены на бетонных столбах. Вокруг шел коридор не шире двух метров, освещенный только искусственным светом.
– Они правильно сделали, что ушли, сын мой. Они очистили свои души, отказавшись и дальше оставаться сообщниками в…
– Довольно! Вы всего лишь приспешник дьявола! И будете вечно гореть в аду!
– Мы уже в аду, и всегда там были. Ад – это сами люди.
– ДОВОЛЬНО!
Он закричал. Не для того он пришел, чтобы этот змей нашептывал ему в уши свои лживые слова. Осознав, что, придя сюда, он допустил ошибку, Энгельберт развернулся и направился к двери, Пустынник бросил ему вслед:
– Вы не спрашиваете меня, почему я здесь?
Энгельберт остановился.
– Но вы же, разумеется, хотите знать. На самом деле я уверен, что вы уже все поняли, но отказываетесь принять.
Энгельберт мгновенно вернулся. Если бы не стекло, он бы придушил эту гадюку.
– О чем вы говорите, демон? Вы бредите!
– Вы прекрасно это знаете. Вы боитесь, что утратили веру.
– Какая нелепость!
– Вы боитесь, что утратили веру, потому что не понимаете, как Господь допускает, что вы так страдаете. Вот почему вы пришли посмотреть на того, чье предательство по отношению к Церкви было еще более зрелищным. Чтобы утешиться, вы хотите увидеть того, кто хуже вас.
–
– К сожалению, это не поможет, сын мой.
– Не называйте меня так, вы потеряли на это право!