– У него, конечно же, есть сторонники, – возразил тот, красный от ярости. – Но чтобы Игнасио оказался предателем и наемником Legio Sancta, на это я никогда не куплюсь!
Танкред поднялся с места, расстегнул рубашку и продемонстрировал поднимающийся к плечу и идущий до ключицы огромный шрам на правой лопатке. Шрам был еще розовый и блестящий. Получить разряд Т-фарад без защиты боевого экзоскелета – такое не проходит бесследно.
– А на это купишься, простофиля? Или ты скажешь, что я сам это сделал?
В тот день красноречие Танкреда явно сбоило, как и мое собственное.
– Ну и что это доказывает? – зашелся Абель. – Ты же солдат, у тебя наверняка все тело в шрамах!
– Видно же, что этот свежий! – взорвалась Элизе Дурдаль.
– Ладно, – буркнул Абель, скрещивая руки, как надувшийся ребенок, – значит, если у этого солдата свежий шрам, мы должны верить в их россказни? Больно уж вы все доверчивы! Если Альберик позволяет себе убрать одного из наших просто потому, что тот его не устраивает, то кто будет следующим? Вы? Я?
– Лучше уж ты! – вызвав взрыв смеха, насмешливо выкрикнул кто-то слева.
По всей очевидности, бунт Абеля не встретил большого отклика среди собравшихся. И все же пренебрегать им было нельзя, потому что он мог сработать как яд замедленного действия.
Только я собрался возвысить голос, чтобы прекратить эту нелепую перебранку, пусть даже рискуя тем, что, выступив как диктатор, сыграю на руку параноику Абелю, неожиданно раздался странный голос. Голос, который мгновенно восстановил тишину, потому что все замерли от изумления.
– Эп’такнар уп тир ну’ток, Альбе’рик ант’нак ар ип.
Сотня взглядов обратилась ко входу. Там, опираясь на длинный посох, как принято среди атамидских мудрецов, стоял Тан’хем. Задрапированный в ткань, плотно облегающую тело и перетянутую разноцветными лентами, он выглядел весьма представительно. Взгляд, которым он окинул маленькую толпу, рассматривающую его как забавное животное, не выражал ни боязни, ни высокомерия.
–
Среди собравшихся пробежал удивленный ропот, набиравший силу по мере того, как беглецы осознавали, что именно произошло.
– Черт, вы это слышали? Прямо в наших…
– Он не говорил. То есть он же ничего не произнес вслух. Он говорил прямо в наших головах!
– Вот дьявол, значит они
– Кажется, мне сейчас плохо станет…
Я не смог удержаться от улыбки. Мне самому пришлось пройти через те же стадии изумления, когда в палатке совета мудрецов я впервые столкнулся с этим явлением.
–
Догадавшись, что собирается сделать Тан’хем, я бросил взгляд в сторону Абеля. Того, как и остальных, казалось, совершенно покорило чудо слов/мыслей старого мудреца. Он даже не попытался прервать его.
–
И тогда мы увидели.
Услышав, как ахнул от удивления весь зал, я понял, что не один
Перед моими глазами сформировалась картина. Вернее, у меня возникло ощущение, будто она перед моими глазами, хотя я был твердо убежден, что мои глазные яблоки никоим образом не задействованы в том, что происходит. На самом деле я
Старый мудрец показывал нам то, что увидел в день трагедии. Он вспоминал сцену такой, какой пережил сам, и проецировал ее в наше сознание. Для нас это было равнозначно ожившему воспоминанию, вот только мы открывали для себя происходящее в первый раз.
И его глазами мы снова увидели все.
С момента, когда мы вошли в темную палатку, наполненную дымком ук’тис, и до казни Игнасио Арнут’харом после жесткого допроса, не говоря о геройском поступке Танкреда, стоившем ему серьезной раны.
За восстановленной картиной последовала мертвая тишина. Многие с такой силой пережили увиденное, что едва переводили дух. Прежде я не сталкивался с этой стороной дара атамидских мудрецов и первым делом спросил себя, какие же усилия пришлось приложить Тан’хему. Он не добавил больше ни слова и, коротко кивнув, покинул помещение с тем же достоинством, с каким и появился.