Единственными существенными документами, которые мы добыли путем наших тайных набегов, были: копия официального приказа Петра Пустынника о создании «чистой» ДНК, послужившей основой для создания фальшивых реликвий, а также файлы с личными номерами коммандос I, которые сопровождали первую экспедицию на Акию, – все они считались мертвыми, но их можно было опознать среди спецвойск, задействованных для охраны святилища и ясно различимых на видео, сделанном Танкредом.
Честно говоря, такие «улики» или вообще никаких – один черт.
Как твердил с утра до вечера Санш, если мы хотим открыть истину сотням тысяч солдат, участвующим в военных операциях, нам необходимо убийственное обоснование, аргумент, который в немногих словах содержит неоспоримое доказательство. Увы, порывшись везде, куда нам удалось добраться, мы возвращались ни с чем. Ничто не ускользнуло от систематической очистки компрометирующих файлов, которая, очевидно, с соблюдением строгой секретности была проведена несколько месяцев назад, когда власти осознали уязвимость своих протоколов безопасности. Наши регулярные вторжения в конце концов насторожили их.
Оставалось единственное место, куда мы пока не решались проникнуть: черные зоны.
Паскаль выдвинул предположение, что там, возможно, хранятся записи переговоров по супертахионной связи между «Святым Михаилом» и Акией Центавра, которые полгода назад засекла Клотильда благодаря спровоцированным ими энергетическим пикам. Эти сеансы связи неоспоримо выдавали с головой убийц из первой экспедиции, а их содержание, без сомнений, было крайне компрометирующим. Если такие записи существуют, то только в черных зонах.
Проблема была в том, что после введения новых правил безопасности перестал функционировать мой зонд-волокно, который позволял тайно проникать в запретную зону и который я сам запрограммировал, когда пультовал на борту «Святого Михаила». Теперь снова совершить тот набег стало невозможно. Меня мучили серьезные сожаления. Если бы я проявил больше терпения, если бы потратил больше времени, чтобы довести программу взлома до нужной кондиции и сделать так, чтобы ее действительно невозможно было обнаружить, сегодня мы бы смогли снова ее использовать и без риска проникать в любые зоны.
К дьяволу сожаления! Не время сетовать, пора действовать.
Вся группа участвовала в мозговом штурме, чтобы придумать, как добиться наших целей, каждый предлагал ту или иную сложную схему обхода церберов, и тут Тан’хем задал вопрос.
Он спросил меня, действительно ли проникновение в черные зоны смертельно для неавторизированных человеческих существ. Так оно, конечно, и было. Я ответил утвердительно. Тогда он напомнил мне, что в данном случае подсоединение к Инфокосму идет не через человека, а через атамида. Сразу уловив, к чему он клонит, я немедленно воспротивился тому, что казалось мне неоправданным риском. Конечно, не исключено, что церберы, не распознав человеческую форму мозговой волны, не сочтут вход чужеродным вмешательством, но это лотерея. У нас не было ни малейшей возможности проверить правильность гипотезы. Если она ошибочна, старый мудрец оттуда вряд ли выберется.
Разумеется, по своему обыкновению, Тан’хем привел множество доводов. Он задел чувствительные струны, напомнив, что через несколько дней сотни тысяч атамидов пожертвуют жизнями на поле боя, и это самое малое, что он может сделать, чтобы помочь своему народу.
Что можно противопоставить такому аргументу?
Я вынужден был уступить и согласиться хотя бы на попытку. Мы решили рискнуть днем, и Тан’хем отправился отдохнуть, чтобы к нужному моменту быть в полной форме.
Я поддался на его доводы, но меня снедало беспокойство. Пусть у меня появилось много друзей среди атамидов, но Тан’хем занимал особое место, потому что был первым, кто поверил нам, первым, кто проявил реальное желание общаться с нами. Меня терзала мысль, что в ближайшее время он мог лишиться жизни. Я пропустил обед, чтобы как можно тщательнее подготовить предстоящий сеанс.
За полчаса до назначенного времени ко мне явился Уз’ка.
Он сообщил, что по просьбе Тан’хема пришел временно заменить его. Я не скрыл своего удивления. Помня, какую настойчивость проявил старый мудрец, я поражался, что в последнюю минуту он вдруг решил отказаться. Уз’ка сказал, что его учитель недооценил накопившуюся в нем усталость и, учитывая всю важность предстоящего сеанса, решил, что будет более предусмотрительно, чтобы его заменил кто-нибудь помоложе и в лучшей форме.
Должен признать, что, несмотря на удивление, в глубине души я испытал облегчение. Само собой, чтобы не обидеть Уз’ку, я никак не показал этого. Еще не хватало, чтобы он решил, будто я меньше дорожу его жизнью, чем жизнью Тан’хема. Скажем так: его жизнь крайне важна для меня, но жизнь Тан’хема важнее… Короче, я не очень гордился этой мыслью, а потому сразу перешел к другим делам.