Тут я рассказал бывшему воеводе о будущем появлении нового воинства – запорожского казачества как раз на Хортице, об ответе запорожцев турецкому султану в ответ на требование покориться. Услужливая идеальная память тут же подала текст, который я сходу Богуславу и процитировал целиком. Запорожцы, пользуясь отсутствием цензуры, начали с оценок боевых качеств вражеского правителя, вроде:
Какой ты к черту рыцарь, когда голой жопой ежа не убьешь!
А у султана охота на ежей именно этим способом может и была любимейшим делом, кто ж его знает? Дальше шел мат-перемат с отказом покориться, и увенчивала этот шедевр народного творчества достойная концовка:
Этим кончаем, поскольку числа не знаем, и календаря не имеем, месяц на небе, год в книге, а день такой у нас, как и у вас, за это поцелуй в сраку нас!
Богуслав веселился от всей души, сопровождая этот процесс утробным хохотом. Потом вытер навернувшуюся от усилий слезу и спросил:
– Идем к бабам?
Я ввел его в суть конфликта.
Боярин посуровел.
– Перепорю сукиных дочек и выпру за порог всех этих лизоблюдок боярыни! Капка их развела не на похожую, аж десять человек толкутся, будто кроме нее еще за пятью боярынями ухаживать надо! Оставлю Машку с Варькой, для остальных все равно теперь работы нет.
– А Полетте они не понадобятся? Она ведь будет здесь человек новый, неопытный. Желательно еще кого-нибудь поумней, чем эти две свидетельницы чужой похоти оставить.
– Это да, как-то ужасно тупы обе.
– Давай-ка у наших дур и разузнаем, кого кроме них желательно оставить.
– Давай.
Сказано-сделано. Варя просто встала в тупик, а более ушлая Маняша высказалась за две кандидатуры. От всех остальных она проку не видела.
– Сенные-то всегда при деле – то пыль вытирают, то свежему воздуху ток дают, то обувь всем перемывают или протирают, на каждом шагу они нужны: подай-принеси, послать куда-нибудь по нужде кроме них некого. И немного их – всего пятеро.
А наши в болтовне и мерянье нарядов друг друга большую часть дня проводят, а то и просто полдня спят. Трудимся каждый день мы четверо: я, Варька, Аксинья и Домна.
– А кто-нибудь из этих двух в боярских делах разбирается? Во что одеваются боярыни, чем обычно заняты, о чем между собой говорят? – решил узнать я.
– Это Домна. Капитолина с ней вечно по всяким трудным делам советовалась.
– А чем Аксинья хороша?
– У нее руки золотые. Вдруг порвется чего из одежды, так заштопает – вообще шва не видать. Ксюшка все знает, все умеет, все делает очень быстро. Детей лучше всех обиходит, и вообще душа-человек. А поет – заслушаешься!
– А замужние среди ваших баб есть?
– Так они все при мужьях, на ночь по домам расходятся. Не взяли пока только меня, Варьку и Ксюху.
– А Аксинью почему не берут?
– Всем хороша, да страшна, как смертный грех. Мужики ее сторонятся.
– Ладно, хватит болтать! – скомандовал Богуслав. – Пошли на женской половине порядок наводить!
Бабий бунт был махом подавлен привычным рыком «Запорю!», получки были розданы, шестеро нерадивых девок были уволены, а оставшимся Богуслав сказал:
– С сегодняшнего дня над вами главная Мария. Я уезжаю, она пусть пока командует. Любую из вас может в какой захочет день уволить!
Над сенными властвует Варвара. Получку вам всем раздает новый тиун. Все!
Богуслав ушел бродить по терему по другим делам, а я вернулся в свою комнату. Там, после легкой дремы, очухивался и позевывал Николай.
– Не хочешь в Михайловский собор сходить, Великой Панагии поклониться? – спросил он у меня. – Заодно свечку святому Николаю собственной рукой поставишь, может твоя молитва доходчивей моей окажется, верней.
– Да где мне в этом деле против тебя! – трезво оценил я свои способности, – мелкая душонка, нехитрые мысли, духовности ни на грош.
– Не говори зря, сын мой, пути Господни неисповедимы!
– И то верно. Сказано же в Библии – блаженны нищие духом! Вот я точно из них – вершины духа никак не освою.
– Так ты идешь?
– Конечно иду, свечу обязательно нужно поставить. Явно и Невзор нас где-то тут близко поймает, и по безводной степи потом еще ехать долго – помощь святого нужна позарез. А то коли не убьют, так сами от жажды передохнем.
Пока протоиерей собирался в церковь, пришел караван из тяжеловозов с провиантом и пустыми бурдюками. Перс, ведущий степного коня в поводу, тоже был в наличии.
Их стал размещать на постой Богуслав, а мы с протоиереем отправились к храму. По дороге священник рассказывал мне историю иконы.
– Здесь в Переславле славится Оранта Богоматери, написанная самим Алипием. Она восходит к образу Влахернского храма в Константинополе, и имеет те же редкие отличия от других Великих Панагий: на груди у Матери Божьей изображен отрок Иисус-Эммануил, который благословляет людей двумя руками, что тоже большая редкость.
– А почему Эммануил? – поинтересовался я. – Второе имя?
– Это не имя, а скорее название будущего Спасителя, который должен вскорости прийти по предсказанию пророка Исаии. В переводе это означает «С нами Бог».
– А что такое Панагия?
– Это изображение Богоматери, в переводе – Всесвятая. Замучил я тебя этими переводами, утомил.