— Но у него могут быть связи в разных структурах, которые он использует для передачи нужной информации в Узбекистан.
— Однако мы его уже неделю плотно опекаем, а ничего серьезного не обнаружилось, — усаживаясь в кресло, заметил Григоренко.
— Это тоже объяснимо: почувствовал слежку и приостановил свою деятельность. Ведь по описанию Гульнары Ибраевой, он очень похож на человека, которого она видела на Смоленской.
— Насколько я знаю, там не он один подходит под это описание — вы, например, тоже. И вообще, надо найти возможность показать Ибраевой фотографии людей, которых мы больше всего подозреваем в работе на Рашидова. Есть такая возможность?
— Постараемся что-нибудь придумать, хотя гарантировать ничего нельзя — она вся на взводе.
— Даже после записки от супруга? — удивился Григоренко, но тут же добавил: — Впрочем, беременным это свойственно.
Два дня назад чекисты уговорили Ибраева, который лежал у них в стационаре, написать пару слов своей жене, чтобы она не беспокоилась. Он сообщил ей, что вынужден задержаться в Болгарии еще на некоторое время по неотложным делам. Он обещал ей обязательно позвонить, но до сих пор этого не сделал, поэтому женщина и пребывала в состоянии тревожного ожидания.
— А что слышно по поводу доклада, который Киршман привез в Ригу? — возобновил разговор Григоренко.
— Судя по всему, его авторство принадлежит Моисею Киршману. Он же его и отпечатал на своей печатной машинке «Ундервуд», которую мы обнаружили у него дома. В Институте водных проблем ничего про этот доклад не знают — Киршман работал над ним самостоятельно, собирая материал из разных источников. Каким образом Киршман связался с Джурой непонятно. Хотя, скорее всего, инициатива этого знакомства могла исходить от Джуры. И вот здесь лично у меня снова в памяти возникает личность Каткова — он раньше занимался хлопковыми проблемами.
— Хорошо, продолжайте за ним наблюдать, — отреагировал на последнее заявление Григоренко. — Хотя интуиция мне подсказывает, что он «крот» из разряда маловероятных — все-таки Узбекистан в его биографии был всего лишь эпизодом. И Смоленская площадь далека от секретов, которые интересуют Рашидова.
— Тогда кто к ним близок, по-вашему?
— Либо наша «контора», либо Старая площадь. Мне вот уже который день не дает покоя Бородин.
— Вы же его лично прощупали? — искренне удивился Литовченко.
— Именно поэтому и нет мне покоя, — вздохнул Григоренко. — Я видел его глаза — он как будто сказать мне что-то хотел, но не мог. У меня на фронте был такой случай. Мы задержали немца, который оказался нашим агентом. Однако признаться нам в этом он не мог, поэтому просил встречи с особистами. Так вот, у него был точно такой же взгляд, как у Бородина.
— Все правильно — это у него профессиональное, поскольку он разведчик.
— Вот и я о том же — разведчик, но на чьей стороне? И к Средней Азии он имеет непосредственное отношение по работе. Чем не идеальная кандидатура на роль «крота»? К тому же и на своего отца-генерала он мало похож — больше на мать. И вообще есть в чертах его лица что-то азиатское.
— Я вас не понимаю, Григорий Федорович, — развел руками Литовченко. — Мы проверяли Бородина и ничего за ним не нашли. В обеденный перерыв шестнадцатого июня он был в «Детском мире» — покупал школьную форму для дочери. На концерте «Спэйс» он не был — наши люди за ним следили: он весь вечер пробыл в своем кабинете, а в одиннадцать вечера лег спать. Во время футбольного матча он был у матери на даче — там и смотрел игру по телевизору. Его пальчики на папке Киршмана тоже нашли свое объяснение, которое он лично вам и предъявил. Что остается еще ему вменить — его особенный взгляд и сходство с матерью, а не отцом? А что касается его азиатских черт, то в большинстве из нас есть что-то от азиатов — все-таки триста лет под татарами провели.
— Все вы правильно говорите, Виталий Леонтьевич, — согласился с подполковником Григоренко. — Но неужели вы до сих пор не поняли, что наш «крот» — это особенный случай? В своем роде уникальный? Чтобы его изобличить, надо мыслить нестандартно. Надо стать по сути таким же «кротом», как и он, только еще лучше. Короче, возвращайте на это направление Котова.
— Вы же его сами остановили, когда он собирался браться за кадровиков? — напомнил шефу об его же собственном распоряжении Литовченко.
— Правильно, но это случилось после того, как Бородин объяснил мне происхождение своих пальчиков на папке Киршмана. Однако теперь я понимаю, что мы, возможно, поторопились. Мне очень симпатичен Бородин, но мы с вами контрразведчики и наша первая обязанность — доверять, но проверять. Каким бы симпатичным этот человек нам не казался. Поэтому давайте отработаем эту линию до конца.
— Значит, мы берем Бородина в плотную оперативную разработку?
Однако Григоренко ответил на этот вопрос не сразу. Он какое-то время молчал, тщательно обдумывая этот вопрос, после чего ответил: