Фред прыснул, и смолк минут на пять. «Тройка удалая» уже покинула широкие аллеи и проторенные дорожки, углубляясь в дальний уголок парка, порядком запущенный, оккупированный кустарником, и делая редкие остановки – просто так, разумеется, пейзажами полюбоваться.
Выбравшись на солнечный склон, Карл осмотрелся.
– Приятное местечко.
– Подходящее, – согласился шеф.
– Русские нас тут издали заметят, – пробурчала Фолк, вымотавшись.
– А мы и не прячемся, – безмятежно зажмурился Карл, освобождаясь от рюкзака. – Так было задумано…
– Кем? – задиристо отпасовала девушка.
– «Спящим» агентом, – в мягком голосе Вудроффа лязгнул металл, остужая тон до серьезного. – Мы «разбудили» его недели две назад. Он не молод – с семьдесят второго на пенсии, но активен и бодр. И очень опытен. Как-никак, бывший замначальника 2-го отдела Управления КГБ по Украине!
– Ого! – уважительно воскликнула Синти. – Ничего себе…
– А ты думала… – Фред встряхнул скатанный плед, и расстелил на травке. – Падай.
– М-м… – замычала девушка. Аккуратно присев, вытянула гудящие ноги. – Так он в этом… в Киеве или здесь уже?
– Снял квартиру в Ленинграде, – кивнул Карл, потроша рюкзак. – Инструкции ему передали, а встречаться будем в этом парке.
– А-а! Так мы приучаем «наружку» к нашим визитам? Мог бы сразу сказать! – фыркнула Синти, надуваясь. – А то – пикничок, пикничок!
– И еще какой! – Карл выставил термос и коробку с бутербродами. – Угощайся.
– Не хочу, – буркнула Фолк.
– Ну, тогда… – губы Вудроффа плотоядно выгнулись. – Следующий номер нашей программы!
Он ловко облапил надутого вице-консула, и крепко поцеловал – в нос било табаком и дешевым одеколоном, а усы нещадно кололись.
– Отстань! – девушка яростно оттолкнула приставалу. – Козел рыжий!
Фред не обиделся – захохотал, валясь на спину и раскидывая руки.
– Синти, золотце, ты неподражаема! – воскликнул он. – За это я тебя и люблю!
– Без взаимности! – отрезала Фолк, сердито поправляя растрепанные волосы.
– Да ладно… – длинно вздохнул Вудрофф, и закручинился. – Ты просто не представляешь, в каком я напряге, днем и ночью…
– Бедненький… – съязвила Синти.
– Да правда… – вяло вытолкнул Фред. – В Вашингтоне совсем с ума посходили с этим «Источником» – жмут, как орех пассатижами!
– Во-во… – поддакнул Карл, берясь за сэндвич.
– Колби всё по-своему норовит, – жалился Вудрофф, – чтобы мы вкрадчиво работали, «мягко-осторожно», исподтишка, а Збиг… – он поиграл желваками. – Этот чертов поляк прямо за горло хватает – «обостряйте-де оперативную работу!» До чего ж мне надоело играть слугу двух господ, если бы кто-нибудь только знал…
Фолк глянула на шефа с хмурой подозрительностью, и криво усмехнулась.
– А ты выбери среднее арифметическое, – присоветовала она. – Мягкое обострение!
Прикрыв веки, Фред забавно пошевелил усами.
– Ох, уж эта женская мудрость… – заворчал он. – В теории – умно, а на практике – не выполнимо.
– Ну, так прояви мужскую смекалку!
– Ладно… – упругим движением Вудрофф сел. – Ешь, давай. Зря я, что ли, сэндвичи сочинял? И чай стынет… Посидим полчасика – и обратно.
– Тридцать минут покоя… – кряхтя, Карл разлегся с краю подстилки. – Просьба не будить!
Синти представила себе электричку, Витебский вокзал – и достала здоровенный бутерброд из грубо порезанного батона, да с толстым ломтем ветчины. Лучше уж на лоне…
Глава 5
Я шагал по Невскому в вялом темпе, самому себе напоминая подвсплывшую субмарину. Не ту, что нагло прет в надводном положении, разваливая тугие волны, а подлодку, едва выставившую рубку, словно плавник таящейся акулы.
Моя жизнь двоилась, запараллеленная в разных мирах – в обычном, таком простом и понятном, докучающем житейской маетой, и в скрытом, полном неясных угроз, да томительных тревог. На меня шла охота: могущественные спецслужбы азартно соревновались, шаря по городу частым бреднем, а я даже понять не мог, волен ли? Или пойман – и ведом?
Да еще эта «попаданческая» химеричность…
Вроде и сросся с телесной оболочкой юнца, уживаюсь с его хотениями, пряча взрослую суть, но и досадные прокольчики свербят. То взгляд выдаст, то язык обронит лишнее…
Иногда, в минуты слабости, вчуже слежу за метаниями Дюши Соколова – он мне представляется вспугнутым зайчиком-побегайчиком, что отчаянно вьет хаотичные петли, а красные флажки трепещут со всех сторон – обложили косого, загоняя в безвыходный круг, и спасенья нет…
Но случаются порой моменты торжества или нечаянной радости, и вот тогда я кажусь себе Человеком Всемогущим, познавшим вечность. Сижу, весь такой из себя просветленный, и наблюдаю за скучной суетой вокруг.
«Я от КГБ ушел, а от тебя, ЦРУ, и подавно уйду…»
Чокнуться можно, но спасала слитность натуры – будущее и прошлое уживались во мне, храня зыбкое равновесие. Да и юные позывы здорово отвлекали от тяжких дум и нудных истин, наполняя всего верой, надеждой и любовью, да без удержу, с горкой! А в голове так и вызванивает голоском ведущей из «Пионерской зорьки»: «Счастье для всех – и даром!»