— Как же, помню. Потому и назвали ваши же казаки Ваш поход «голодным», что померло во время него народу больше, чем большевиков. Только теперь время другое. Вы тогда на что надеялись? Великую Русь возродить и все такое. На Колчака уповали — как будто он и впрямь какой-то помазанник Божий, и может больше, чем Вы. А таперича все, империя рухнула, и ничего не поделаешь. Так что, коли хотите жить, будете грабить сами и подчиненным своим скажете… Вы здорово не жалкуйте по этому поводу — нечего тут жалеть-то. Империя, как я уже сказал, рухнула. Развалили, раздолбили, разворовали. А кто разворовал? Вы, я, казаки? Нет уж. Разворовали как раз те, с кого не взять грех. Сами же вырубили сук под собой, а теперь вишь стонут. Поздно стонать-то, тут добреньких нет. Добренький был царь. Так что они с ним за доброту его сделали?
— Перестаньте. Смерть царя — дело рук Ленина, и Вам это отлично известно.
Анненков расхохотался в голос:
— А Ленин с Луны свалился? Ленин — это такой же яркий представитель этих вот нуворишей, вмиг обогатившихся после революции голодранцев. Их избранник. Он да жиды его. Так что не витайте в облаках, Александр Ильич…
— Надеюсь, — тихо спросил Дутов, — Вы меня в карательные походы брать не станете?
— Ну что же я, зверь какой, что ли?! Нет. А должность для порядку выдам — от вашенских дармоедов у моего брата — казака и так жилы сводит, так что назначаю Вас генерал-губернатором Семипалатинской области. Все ваши части поступают в мое единоличное распоряжение…
Спустя час Анненков объявил всеобщий сход и огласил свое решение, а также добавил:
— Ну вы тут, я гляжу, маленько успели обжиться, про порядки мои, я думаю, наслышались, так что если кому что не нравится — милости просим отсель, мы никого не держим! — Своему же адъютанту скомандовал, чтобы желающих перейти на территорию, занятую красными, выводили в отдельный сарай, где вечером он сам проведет их инспекцию.
Зная о зверствах атамана, такие желающие и впрямь нашлись — и нашлось их достаточное количество. Поскольку приходили казаки подчас вместе с семьями, то сарай, отведенный Анненковым в качестве накопителя, к вечеру был полон. Атаман лично прискакал к месту сбора «отщепенцев». Никита последовал за ним. Другие ребята из бригады Савонина общались со вновь прибывшими, а также все норовили поговорить с Дутовым, о котором из учебников истории знали как о палаче и вешателе, но который в действительности оказался очень — где-то даже слишком — мягкотелым и рыхлым человеком.
— Ну и что тут у нас? — по-хозяйски поправляя портупею, атаман вошел в сарай, где в испуге толпились безоружные люди. — Значит, к красненьким собрались? Ишь, чего захотели. Так я вас и отпустил! Чтоб вы там тайны наши выдали?
— Да какие тайны? Ты чего несешь? Что мы знаем-то? — начал пререкаться один из казаков.
— Сколь штыков у нас — видели, где и как расположились — видели. Вам теперь только к Фрунзе в штаб, так враз орденов навешает. А наутро и нас разобьет. Так что нет, ребятушки, с этой затеей ничего у вас не выйдет.
— А зачем сразу обещал? Врал-то зачем?!
— А как мне не врать было? Сколько вас там стояло? И все с оружием. Ежели б я сказал, что всех перебью, прямо там от меня бы перья полетели… — Никита слушал атамана с ужасом, глядя в сарайное окошко, и смотрел как части Анненкова подходят следом за боевым командиром во всеоружии. — А таперича я всех разоружил, так что делай со мной, что хошь!
— Тогда назад пусти! К своим!
— Еще чего! А вдруг бой завтра? Так вы сразу на чужую сторону и переметнетесь, к комиссарам-то! Мне троянские кони в стойле не надобны!
— Так а чего делать-то с нами будешь?
На последний вопрос Анненков ответил с вызывающей жестокостью и спокойствием:
— А в расход. А баб и девчонок — казакам на утеху, а потом тоже в расход! Айда, ребята!
После этих слов казаки Анненкова ворвались в сарай и стали неистово бить по лицам женщин и девушек, а своих собратьев рубить шашками почем зря. Видя творящийся произвол, Никита, обычно сдержанный, не в силах совладать с собой, влетел в сарай и попытался кинуться в гущу событий, как тут же схлопотал от атамана по морде:
— Куда лезешь, щенок?! Тоже шашки захотел?! Так сейчас! А-ну марш к своим и не высовываться, пока я не скажу!
Глаза атамана, державшего Никиту за грудки, были налиты кровью, у рта, казалось, стояла пена — он даже не был поход на человека в такую минуту. Никита понял, что спорить с ним как минимум бесполезно, и убежал в казарму. В самом городке, на окраине которого чинил атаман свои зверства, были слышны крики женщин, которых анненковцы насиловали и убивали. От этих звуков Никита потом еще долго не мог отделаться…
Красный и разгоряченный влетел он в казарму.
— Надо уходить, — бросил он и кинулся на кровать, уткнув лицо в подушку.
— Чего ты? Что с тобой? — отец сел рядом с ним и положил руку ему на плечо. Не глядя ему в глаза, Никита вспомнил отеческое прикосновение, так хорошо знакомое со времен дальнего детства — не оставалось уже никаких сомнений в том, кто перед ним.
— Я из сарая.
— Из какого? — засмеялся Козлов.