Спецназ ГРУ против басмачей

— Пусть принимает. А кроме нее, мы этого сделать никому не дадим.

— Да успокойтесь, — махнул рукой Фрунзе. — Мы с вами воевать не собираемся, у нас сейчас другие приоритеты. Но учтите — через полгода-год Советская власть установится и здесь, и придется Вам становиться на нашу сторону.

— Что ж, встанем наверное. Коли не вышло ничего в Бухаре, то здесь смысла упираться я не вижу. Однако, и торопить события не хочу. Люди устали от гнета то одной власти, то другой, хотят отдохнуть, пожить нормальной мирной жизнью. Я им ее обеспечиваю и буду, случись что, за нее сражаться.

— Это пожалуйста, только крови лишней не проливайте.

— Постараюсь.

— А где Дутов?

— Не знаю, с Анненковым остался. Он назначил его генерал-губернатором Семипалатинской области.

— Ишь ты, — всплеснул руками Фрунзе. — Власти не имеют, а регалии раздают… А почему Вы его с собой не взяли?

— А зачем он мне тут такой нужен? Мне губернаторы без надобности.

— А серьезно? Ведь почти весь его гарнизон у вас, как доносит моя разведка.

— Хорошо работает разведка ваша. Серьезно — он их предал. Отдал Анненкову на растерзание, хотя знал, что тот с ними не церемонится. В первый же день, когда они прибыли в его часть, он дал команду отдельно собрать и перебить всех, кто по каким-то причинам не мог или не хотел воевать и решил без оружия в руках перейти на сторону красных. Убивали целыми семьями, а Дутов обо всем знал. Какой он им после этого атаман? А мне и подавно!

— Вот видите. Все-таки наши взгляды на организацию военного дела во многом совпадают.

— Да и на порядочность тоже. Они в главном расходятся — в жизненных целях. Вот у Вас они какие?

— Ну как? Как у всех. Мировая революция.

— Так. А жизнь свою Вы готовы за нее положить?

— Не был бы готов — не воевал бы.

— Понимаю. А что, если доведется сделать это не на полях сражений с врагом, а от рук своих же в результате подковерной борьбы за власть?

— Нууу, — недовольно протянул командарм, — опять Вы за свое.

— Я за правду, Михаил Васильевич, за историческую правду. Или, как говорил один киногерой, не того Вы в жизни боитесь…

— Киногерой? Говорил? Кино же вроде немое.

— Все впереди, и до говорящего доживем.

Фрунзе усмехнулся:

— Большой Вы фантазер, Валерий Сергеевич. Приятно с Вами разговаривать, да некогда. Прощайте. Авось увидимся еще.

Савонин махнул рукой вслед уходящему обозу красных. Судьбе же было угодно, чтобы больше с Фрунзе они не встретились. Фрунзе пошел своей дорогой, а Савонин вернулся в коммуну и продолжил работать на земле, периодически ловя себя на мысли о том, что все-таки правы были его дальние предки, всю свою жизнь посвятившие сельхозработе. На какое-то время она начала доставлять ему удовольствие больше даже, чем военная служба, рожденной для которой он себя считал.

Вечером, по традиции, устраивалось нечто вроде клубной посиделки — все собирались у того деда, Еремея, что встречал спецназовцев в день их первого прибытия, играли на гармошке, плясали, да и без бутылочки «собственного производства» подчас не обходилось. И вот, что заметил Савонин — ни дневная усталость не давала о себе знать, когда вечером он выделывал коленца под заливистые голоса мехов гармоники, ни вечерняя выпивка утром не препятствовала нормальному рабочему ритму. Интересно, думал он, почему так? Никита как-то раз предположил, что дело в экологии и в чистоте продуктов — во времена, в которые им доведется жить, и то и другое будет оставлять желать лучшего. Сейчас же им посчастливилось поправить свое здоровье в обстановке кристальной чистоты воздуха, воды и почвы. И чистота эта делала свое дело не только во время работы в поле…

Одна девушка, Нина, давно присматривалась к Валерию, и он чувствовал на себе ее взгляды. Чувствовал их и Никита, опасаясь, как бы отец не натворил глупостей и непроизвольно приглядывая за ним поэтому. Следил он за ним и в этот вечер. Слышал и их с Ниной разговор, когда оба, уморенные после танцев, вышли покурить на двор избы Еремея.

— Ты откуда такая взялась? — спрашивал девицу захмелевший командир.

— Из Ростовской губернии. Во время Гражданской вот сюда занесло. Отец с братом воюют, а мы вот с матерью вишь тут остались, на хозяйстве.

— А фамилия твоя как?

— Зарецкая.

Никита дрогнул — мать рассказывала, что ее бабка происходила из семьи знаменитого героя Гражданской комбрига Зарецкого, расстрелянного в годы массовых репрессий. Юноша вгляделся в черты девушки — они показались ему до боли знакомыми, напомнили самого близкого, наверное, человека, который был у него в жизни. Он уже хотел было броситься к ним, чтобы все рассказать, но вовремя остановился — алкоголь был не лучшим товарищем в деле судьбоносных откровений, потому юноша решил еще немного подождать.