Спецотдел «Бесогон»

– Точно так, – кивнул я.

– Хвост поклонялся темным силам и частично рекрутировал свое воинство из страны мертвых. О его несметных ордах ходили легенды. Его враги принимали смерть от рук воеводы. Он лично казнил каждого из вождей вражеских племен и тут же обретал силу поверженного воителя. Сейчас эти безумцы – археологи разбудили его, нарушили погребальный покой Хвоста и теперь пожинают плоды своей беспечности.

Все это Рыбкин выпалил на одном дыхании, его всклокоченные седые лохмы воинственно торчали в разные стороны, а тощие руки с длинными пальцами простирались вперед, словно атакуя неведомого врага. Он заметался по комнатушке, и мне пришлось силой усадить его обратно на койку. Старик нехотя повиновался.

Я с жалостью смотрел на него. «Сумасшедший, жалкий обезумевший от страха и одиночества дед. Я напрасно трачу с ним свое время, – подумалось мне.

Словно прочитав мои мысли, Рыбкин поднял на меня пристальный, немигающий взгляд.

– Я не душевнобольной. Моим словам можно верить, – с достоинством изрек он.

– Будем надеяться, – я постарался, чтобы мой голос звучал уверенно.

– Спрашивайте же меня обо всем, что вам хотелось бы узнать! – великодушно разрешил краевед.

– О чем вы говорили с Лесневским накануне его гибели?

– Я предупреждал его об опасности. Просил не начинать раскопки. Умолял, доказывал, предупреждал. Все тщетно!

Рыбкин в запале стукнул сухоньким кулачком по стене сарая и, застонав от боли, откинулся на своей арестантской койке. Прошло не меньше минуты прежде, чем старикан вновь овладел собой.

– Старый надутый индюк не послушал меня. Он смеялся надо мной, – обиженно проговорил краевед, – я дал ему посмотреть глиняную дощечку. На ней была карта древних захоронений. Это бесценная реликвия. Поверьте, я знаю о чем говорю…

Рыбкин замолчал, в каком-то благоговейном экстазе он поднял вверх руки и так застыл, словно окаменев.

– Дощечка? Как она у вас оказалась. Василий Гаврилович? При осмотре трупа профессора никакой дощечки-карты найдено не было. Лишь какой-то ветхий меч.

– Меч подкинули, а дощечку украл убийца, – Рыбкин наклонился ко мне и понизил голос до свистящего шепота, – карта у убийцы, и он вскоре обретет силу и сокровища Хвоста. На дощечке обозначен курган, где они хранятся. Помешайте ему! Слышите?

Рыбкин тяжело дышал, лоб его покрылся испариной, ноги и руки дрожали. Он молчал, искоса поглядывая на меня.

– Откуда у вас глиняная доска-карта? Вы так и не ответили мне на этот вопрос. Вы нашли ее?

– Н-н-нет, – Рыбкин еле говорил, – она осталась от немецкого офицера, который искал этот курган во время оккупации. Здесь же были немецкие войска. Один из немцев не был похож на остальных фашистов. Симпатичный спортивного вида блондин с очень приятным лицом. Он не зверствовал, не стрелял пленных. Он искал сокровища Хвоста. На этого человека работали несколько солдат. Они не подчинялись никому, только этому немцу. Он ходил в штатском. На пальце у него был перстень с какими-то таинственными буквами. Он искал курган, а я…

– А вы ему помогали, уважаемый Василий Гаврилович? – холодно осведомился я.

– Да, помогал, я был вынужден рассказать этому немцу все, что знал сам. Иначе этот немец престал бы быть таким добрячком, – Рыбкин тряхнул головой и резко повернулся ко мне, – я не военный, а всего лишь немощный старик и вовсе не обязан гибнуть под вражескими пулями. Я не герой, не храбрый рыцарь! Однажды люди немца выкопали из земли эту дощечку, а я лишь помог ее расшифровать, под страхом смерти, замечу…

– Что было дальше? – прервал я Рыбкина.

– Немец ушел к тому кургану и не вернулся. Командир гарнизона очень лютовал, видать, пропавший фриц был важной персоной, но вскоре пришли войска красной Армии, и стало не до искателя сокровищ.

– Больше никому не рассказывали о том немце?

– Только Лесневскому.

Последние слова дались краеведу с трудом. Голос старика дрожал. Рыбкин устало взглянул на меня и умолк. Держась за стену, он встал, шагнул в сторону, но обессиленный вновь уселся на койку, поджав острые колени к давно небритому подбородку. Я вслушивался в его тяжелое с присвистом дыхание, вскоре старик уснул, а я тихонько вышел за дверь.

– Глаз с него не спускай, – наказал я вытянувшемуся в струнку милиционеру.

– Так точно, не спущу, будьте спокойны! – козырнул караульный.

Смеркалось, вечерняя синь еще только заволакивала небо. Расплывчатые очертания холмов маячили зыбкими миражами. Город мертвых, или живых, которые лишь притворяются мертвыми?

Вечер был полон самыми различными звуками. Здесь все было слышно далеко, разносились по угрюмой равнине обрывки песен, отрывистые команды прибывших бригадмиловцев. Пару раз раздался гнусавый сигнал милицейской полуторки. Я двинулся к лагерю, работы на раскопках уже закончились, но студенты не расходились. Бровкин, обосновавшись в одной из палаток, проводил допросы. Два милиционера с автоматами наперевес поочередно водили туда притихших от страха ребят. Многие девушки плакали.

– Где участковый местный? – заглянул я в палатку к Бровкину.