Жизнь зародилась на периферии нестабильной ядерной реакции. Такова истина, и она всегда была непреложна. Была непреложна еще до Спина, еще когда небеса были чисты, а летние ночи подмигивали нам далекими и такими несущественными для нас звездами. Эта истина, однако, не имела для нас никакого значения, ибо человеческая жизнь скоротечна; за один удар звездного сердца рождаются и умирают бесчисленные поколения людей. Но теперь – господи помилуй! – мы собираемся пережить само Солнце. В итоге мы или примем участь угольного мусора на орбите солярного кадавра, или, зашитые в саван, проследуем в Божий мир вечного света: лишенцы, не имеющие собственного дома во Вселенной.
– Тайлер, с вами все хорошо?
– Да, – ответил я, вдруг задумавшись о Диане. – Быть может, в лучшем случае мы что-то поймем, прежде чем упадет занавес.
– Занавес?
– Прежде чем все закончится.
– Не лучшее утешение, – заметил Вон. – Но соглашусь. Вполне вероятно, даже в лучшем случае нам остаются лишь такие надежды.
– Вам, марсианам, известно про Спин уже не первое тысячелетие. И за все это время вы ничего не узнали о гипотетиках?
– Нет. Простите, но такой информации я предложить не могу. Насчет физической природы Спина у нас имеется несколько домыслов.
Джейсон недавно пробовал их мне разъяснить: что-то про темпоральные кванты, сплошная математика вне досягаемости прикладной инженерии – и земной, и марсианской.
– Но насчет гипотетиков – вообще ничего. Что же касается их мотивов… – Вон пожал плечами. – Здесь тоже одни лишь предположения. Мы задались вопросом: что такого особенного происходило на Земле, когда ее заключили в капсулу? Почему гипотетики не спешили с инкапсуляцией Марса, почему выбрали именно этот момент нашей истории?
– И вы нашли ответы?
В дверь постучали, после чего в комнату сунулся один из хендлеров: лысоватый парень в строгом черном костюме. Не глядя на меня, он обратился к Вону:
– Я только напомнить: к нам едет представитель Евросоюза. Будет через пять минут.
Настежь распахнув дверь, он выжидающе застыл. Я встал.
– В следующий раз, – сказал Вон.
– Надеюсь на скорую встречу.
– Как только смогу ее устроить.
Было уже поздно, мой рабочий день подошел к концу. Я вышел через северное крыло и по пути к парковке остановился у деревянного забора, за которым возводили новый корпус «Перигелия». Сквозь щелочку между досками мне удалось рассмотреть здание из шлакоблока (без какой-либо наружной отделки), огромные резервуары высокого давления, трубы толщиной с пушечные стволы, торчавшие из бетонных амбразур. Повсюду валялись обрывки желтой тефлоновой изоляции и бухты холодильных медных трубок. Прораб в белой строительной каске громко распоряжался, рабочие сновали с тачками; на всех были защитные очки и ботинки с металлическими носками.
Здесь будет инкубатор для новой формы жизни. Здесь в колыбелях из жидкого гелия вырастут репликаторы, здесь их подготовят к запуску в самые холодные закоулки Вселенной. В каком-то смысле они станут нашими наследниками: проживут подольше, повидают побольше, побывают там, где не ступала нога человека. Наш финальный диалог со Вселенной. Если только И Ди не добьется своего, похоронив этот проект.
В тот уик-энд мы с Молли гуляли по пляжу.
Был поздний октябрь, безоблачная суббота. Мы прошагали четверть мили по песку, усыпанному окурками, а потом день сделался слишком теплым, а солнце – жутко назойливым; океан слепил булавками отраженного света, словно в его водах сновали косяки бриллиантовых рыб. На Молли были шорты, сандалии, белая легкая футболка (которая уже соблазнительно липла к телу) и надвинутый на глаза козырек на ремешке.
– Никогда этого не понимала.
Молли отерла запястьем лоб и развернулась лицом к собственным следам на песке.
– Ты о чем, Молл?
– О Солнце. То есть о солнечном свете. Вот об этом свете. Все твердят, что он фальшивый, но жара… Господи, жара-то настоящая!
– Строго говоря, Солнце не фальшивое. То, что мы видим – это подделка, но свет исходит от настоящего Солнца. Всем управляют гипотетики: укорачивают волны, фильтруют…
– Знаю, но я говорю о его движении по небу. Рассвет, закат. Если это всего лишь проекция, как получается, что она одинаково выглядит и в Канаде, и в Южной Америке? Если барьер Спина в каких-то нескольких сотнях миль от земной поверхности?
Я пересказал ей то, что однажды поведал мне Джейсон: фальшивое Солнце – это не иллюзия, не проекция на экране, это управляемая реплика солнечного света, проходящего сквозь экран, а источник этого света находится в девяноста миллионах миль от нас; по сути дела, это трассировка лучей, только в колоссальном масштабе.
– Не слишком ли сложный фокус, черт его дери? – усомнилась Молли.
– Будь все устроено иначе, мы погибли бы много лет назад. Планетарной экологии необходимы сутки длиной в двадцать четыре часа.
Мы уже потеряли несколько видов, которые кормились или спаривались только при лунном свете.
– Но это вранье.
– Если желаешь, можно и так сказать.