Спин

Словом «жизнь», насколько я понял, Джейс называл специально разработанные микроорганизмы, чей генетический материал сплеснили из бактерий, найденных в скалах сухих долин Антарктиды, анаэробов, способных выжить в сливном трубопроводе ядерного реактора, и одноклеточных с ледяного дна Баренцева моря, покрытого илистым песком. Основная задача этих организмов – плодиться и размножаться, кондиционировать марсианскую почву, согретую лучами стареющего Солнца, высвобождать из нее водяной пар и прочие газы. Следом на Марс отправятся высокомодифицированные штаммы сине-зеленых водорослей, простейших бактерий, способных к оксигенному фотосинтезу, а за ними – более сложные формы жизни, пригодные для среды, созданной в результате первоначальных запусков. Даже в самом лучшем случае Марс навсегда останется пустыней; вся высвобожденная вода соберется в несколько мелких соленых, нестабильных озер… но этого, пожалуй, будет достаточно. Достаточно, чтобы создать место за пределами зашитой в саван Земли, более или менее пригодное для обитания; место, где сможет закрепиться человек, проживая миллион веков за один земной год. Место, где у наших марсианских братьев (хотелось бы надеяться!) достанет времени на решение загадок, которые мы, подобно слепцам, сумели лишь нащупать.

Место, где мы создадим расу спасителей. Вернее, ее создаст эволюция, но от нашего имени.

– Трудно поверить, что мы и в самом деле способны на такое.

– Способны ли? Не советую спешить с выводами.

– И даже если взглянуть на твой проект как на попытку решения проблемы…

– Это акт телеологического отчаяния. Ты совершенно прав. Главное, не кричи об этом во все горло. Но на нашей стороне все же имеется один могучий фактор.

– Время, – предположил я.

– Нет. Время – это эффективный рычаг. Но действующее вещество – сама жизнь. То есть жизнь в целом: размножение, усложнение, эволюция. Жизнь, которая расползается по всем щелям и ведет себя совершенно непредсказуемо, лишь бы только зацепиться. Я верю в этот процесс: он надежный, он неумолимый. Спасет ли это нас? Не знаю. Но такая вероятность есть. – Он улыбнулся. – Будь ты председателем бюджетной комиссии, я говорил бы более убедительно.

Он дал мне подержать дротик, на удивление легкий, не тяжелее бейсбольного мяча Высшей лиги. Я попытался представить, как сотни таких дротиков дождем сыплются с безоблачного марсианского неба и оплодотворяют стерильную почву тем, что определит удел всего человечества. Интересно, каков он – наш удел?

* * *

И Ди нагрянул во Флориду в марте следующего года, тогда же после многомесячной ремиссии у Джейса случился рецидив.

Тем вечером у меня в гостях Джейсон неохотно, но методично описал свое состояние: кратковременная слабость, онемение рук и ног, затуманенное зрение, эпизодическое головокружение, изредка недержание. Хотя сами по себе симптомы не обрекали его на недееспособность, они стали проявляться так часто, что их уже нельзя было игнорировать.

Спектр возможных диагнозов весьма широк, сказал я, но Джейс наверняка не хуже меня знал, что проблема носит неврологический характер.

Мы оба вздохнули с облегчением, когда из множества анализов крови положительный результат дал тест на рассеянный склероз. С тех пор как десять лет назад изобрели синтетический склеростатин, у нас появилась возможность лечить эту болезнь (или хотя бы держать ее в узде). В том был один из второстепенных парадоксов Спина: по времени она совпала со множеством прорывов в области медицины, в первую очередь – в исследованиях протеомики. Да, вполне вероятно, что наше с Джейсоном поколение обречено, но мы не скончаемся от РС, болезни Паркинсона, сахарного диабета, рака легких, болезни Альцгеймера или артериосклероза. Самое последнее поколение цивилизованного мира будет, пожалуй, и самым здоровым.

Разумеется, на деле все было несколько сложнее. Около пяти процентов больных с диагнозом «рассеянный склероз» не откликались ни на склеростатин, ни на другое лечение. Клиницисты стали называть такие случаи «полирезистентным РС», отдельным заболеванием с тем же симптомокомплексом, как у рассеянного склероза.

Поначалу лечение шло своим чередом. Я прописал минимальную ежедневную дозу «Тремекса», и болезнь тут же ушла в полную ремиссию – по крайней мере, до той недели, когда явился И Ди. Тот пронесся по зоне «Перигелия» с изяществом тропического циклона, разметав по коридорам пресс-атташе и консультантов из конгресса.