Спин

Я проследовал за нею в автомобиль, предоставленный, должно быть, самим И Ди: черный лимузин с федеральными стикерами на номерных знаках. Шофер без лишних слов поставил мою сумку в багажник, коснулся фуражки в ответ на мое «спасибо» и уселся на водительское сиденье, тщательно изолированное от роскошного пассажирского салона. Не дожидаясь указаний, он направил лимузин в сторону больницы Университета Джорджа Вашингтона.

Кэрол исхудала с нашей последней встречи. На фоне кожаной обивки она походила на птицу. Вынула из крошечной сумочки хлопчатобумажный платок, промокнула глаза и сказала:

– Вчера потеряла контактные линзы. Выплакала, представляешь? И смех и грех. Люди склонны воспринимать некоторые вещи как должное. Я, к примеру, не представляла наш дом без твоей матери, без наведенного ею порядка, без чувства, что она рядом, стоит только пересечь лужайку. Ночью я, бывало, просыпалась – я плоховато сплю, но ты, наверное, этому не удивишься, – просыпалась с ощущением, что наш мир так хрупок и я вот-вот провалюсь вниз, прямо сквозь пол, и буду падать бесконечно долго, а потом представляла, как в домике напротив крепко спит твоя мать. Спит без просыпу. Как в зале суда: улика номер один – Белинда Дюпре – доказывает, что у людей бывает спокойно на душе. Если ты этого не знал, Тайлер, так знай: она была опорой нашего семейства.

Пожалуй, знал, подумал я. На самом деле мы жили как одна семья, хотя в детстве я по большей части замечал несхожесть между двумя домами: моим, скромным, но спокойным, и Казенным, где игрушки были подороже, а прения пожарче.

Я спросил про И Ди – приезжал ли он в больницу.

– Эд? Нет. Он занят. Когда отправляешь космические корабли на Марс, не обойтись без постоянных застолий в даунтауне. Знаю, Джейсон не выбирается из Флориды по той же причине, но он, наверное, работает над практической стороной дела – если она вообще есть, эта практическая сторона, – а Эд трудится фокусником: выуживает деньги из всевозможных шляп. Но не сомневаюсь, что ты увидишь его на похоронах.

Я поморщился, и она виновато взглянула на меня:

– Если вдруг. Но врачи говорят…

– Что она не поправится.

– Что она умирает. Да. Как врач врачу – ты же помнишь, Тайлер, что я тоже врач, что у меня когда-то были пациенты? Давным-давно, когда я еще могла работать. А теперь ты сам стал врачом, и у тебя собственная практика. Боже мой.

Я был благодарен ей за грубоватую прямоту. Наверное, из-за вынужденной трезвости Кэрол вернулась в ярко освещенный мир, которого избегала вот уже двадцать лет, и он оказался таким же мерзким, как и двадцать лет назад.

Мы прибыли в больницу Университета Джорджа Вашингтона. Кэрол уже познакомилась с сестринским персоналом в отделении реанимации, и мы беспрепятственно добрались до палаты моей матери. Когда Кэрол задержалась у двери, я спросил:

– Будете входить?

– Я… нет, пожалуй, не буду. Уже попрощалась несколько раз. Мне нужно побыть там, где воздух не пропитан дезинфектантами. Выйду на парковку, выкурю сигарету с санитарами, пока те отдыхают от своих каталок. Там и встретимся, хорошо?

Хорошо, кивнул я.

Мать была без сознания, увитая трубками и проводами; за дыхание отвечал аппарат, сопевший в унисон с ритмичными подъемами и опаданиями ее грудной клетки. С последней нашей встречи мать поседела. Я погладил ее по щеке. Никакой реакции.

По злосчастному врачебному наитию я приподнял ей веко: наверное, хотел взглянуть, насколько расширены зрачки. Но одним из последствий удара стало кровоизлияние в глаз, и он был красный, как спелый помидор черри.

* * *

Я уехал из больницы вместе с Кэрол, но от приглашения на ужин отказался: сказал, что сам себе что-нибудь приготовлю.

– Наверняка на кухне у матери найдется что-нибудь съестное, – предположила она. – Но если захочешь пожить в нашем доме, с огромной радостью тебя примем. У нас тебе всегда рады. Хотя сейчас тут беспорядок: без присмотра твоей матери прислуга слегка распустилась. Но не сомневаюсь, что мы сумеем предложить тебе сносную гостевую спальню.

Я поблагодарил Кэрол, но сказал, что предпочту остановиться на другом конце лужайки.

– Если передумаешь, дай мне знать.

Стоя на гравийной дорожке, она задумчиво смотрела на наш с матерью дом – так, словно впервые за много лет сумела ясно его разглядеть.

– Ключ у тебя, как всегда, с собой?

– Как всегда, – кивнул я.

– Ну что ж, не буду настаивать. В больнице есть оба телефонных номера. На случай, если ее состояние изменится.

Кэрол снова обняла меня, а потом зашагала в сторону крыльца – решительно, если не сказать – поспешно, – и я понял, что период ее трезвости близится к концу.